Три Маргариты

– Но я не жалуюсь. Мне нравится играть на ситуации. Столько людей хотят моей смерти, другие хотят уничтожить кого-то еще, и все как один стремятся к власти. Будто она останется в их руках надолго. Уверяю вас, как песок сквозь пальцы просыплется. Я не жду искренней любви, я уворачиваюсь и становлюсь сильнее от каждого нового испытания. Я делаюсь неуязвима, и потому жива.

Я друг всем и сразу, кому угодно – если мне это в данный момент нужно. У меня нет принципов? Можно и так сказать, но незыблемые принципы это роскошь.

Ах, как меня любил отец! Но там по-дурацки получилось, ты знаешь. Полет чужого копья, случайная задоринка в глазу великана. И смерть в расцвете лет и сил. Детство мое внезапно кончается, я остаюсь наедине с матерью, которая… ах, не будем о ней говорить. Я на нее не злюсь, но уворачиваюсь: ее планы традиционно коварны. Она «Черная королева», и ей нужна моя жизнь с датами рождения и смерти. Ну и что? Женщина без роду без племени, которую вдобавок никто никогда не любил.

А я дочь короля, я люблю и любима. Чего только со мной не происходило! Ты мои мемуары читаешь? Читай с пониманием: я написала то, что людям понятно и близко. Историю сначала делают, а потом пишут, два этих процесса часто не имеют ничего общего. Есть событие, есть описание. Два самостоятельных жанра, между собой никак не связаны.

Я любила красивых мужчин, они обожествляли меня. Но ведь любовь проходит, ищешь нового избранника. Жизнь – это потребность любить! Жить и любить! Жить и любить! От природы я доверчивая. От испытаний стала такой, какая есть. И никакой обиды, если бы не мои преследователи – так и прожила бы дура дурой.

Католики, протестанты, религиозные войны. Такое мне выпало время, я не выбирала. Меня никто не щадил. Но и я никого.

Будь счастливой, постоянно уворачиваясь от ударов судьбы! Не расслабляйся, чуть засмотришься – и сожрет тебя неумолимый рок.

Генрих де Гиз, красавец! С юности у моих ног. Как мужчина так себе, но много выигрывает в сравнении с моим мужем Генрихом – Наваррский ведь просто солдафон, и запах, запах! Я пыталась протестовать, один ответ: так пахнут все мужчины! Проще было не видеться с ним, а переписываться. Писать я умею, а он нет. Зачем его обижать? Талдычить снова и снова, что далеко не все мужчины пахнут именно так. Сейчас – ха! – он обещает корону каждой своей любовнице. Наверное, те тоже жалуются на вонищу, и корона единственный путь удержать прелестницу в постели, ведь акт любви он выполняет так, будто спит с лошадью. Не до тонкостей ему. Сколько усилий ушло на то, чтобы объяснить: я бесплодна и мучить меня не обязательно.

Де Гиз куда обходительней. Но и он ненадежен. И себе на уме, всегда таким был. Благороден для парадных портретов. Не выход. Ему я вдолбила: у нас дружба, мы помним о юношеском увлечении и не хотим испортить наши «розовые оттиски». Я сложно иногда выражаюсь, но для того чтобы отвадить мужчину, лучше говорить непонятно. Тогда они коротко восторгаются: «Королева!» – и отправляются в постель к очередной потаскушке. А я не потаскушка, я действительно королева. И за всю мою жизнь, полную невероятных приключений, об этом ни разу не забыла.

Ты запоминай, что я тебе говорю, этого в книжках не пишут.

Королеве, как и любой земной женщине, нужно учиться выживать и постоянно сопротивляться обстоятельствам. «Выжить любой ценой» – это угодно Богу, нашему истинному и единственному повелителю. – Она посмотрела куда-то вверх и молитвенно сложила ладони у подбородка.

Рита тоже посмотрела вверх, там только что Алексей говорил с де Гизом, и она махала им: спускайтесь! А теперь никого, где же они?

Звонкий смех Маргариты эхом рассыпается по долине. Смех Маргариты, волосы которой отливали медью, когда свет менялся, какой изменчивый свет.

И зов самой Риты, она кричит громче, чем могут выдержать барабанные перепонки: Алексей, Алексей!

Но пусто там, наверху, над долиной.

– Де Гизу нельзя верить, я же говорила! – зачем-то добавляет Маргарита, и живот Риты сводит судорогой: случилось что-то непоправимое. Рита скачет наверх, но лошадь уже не повинуется. Рита спешивается и карабкается по склону вверх, сдирая в кровь пальцы и ладони, на локтях ссадины, трава режет кожу, как нож.

Рита восходит на пригорок и видит, что Алексей лежит без движения, гнедой конь виновато косит глазом в сторону. А где-то вдали четкий цокот копыт, все тише и тише, и уже едва виден черный силуэт затянутого в кожаные одежды всадника, прямого как стрела. Улепетывает стремительно уменьшающийся в размерах герцог де Гиз.

Мерцающий смех Маргариты, и хохот де Гиза в отдалении, и Рита, склонившаяся в безмолвном пока еще отчаянии над распростертым на земле мужем.

Распростертым лицом вниз.

Сильные справляются