Три Меченосца

Все четверо узнали эту вещь, но ничего не ответили. Тэлеск гордо смотрел в глаза колдуну и силился найти там хоть каплю чего-то человеческого.

– Я спрашиваю! – взревел Эсторган. – Как использовать его силу?!

Но ответа не последовало и на сей раз. В комнате на несколько мгновений воцарилось гробовое молчание.

– Я жду ответ! – Эсторган все больше впадал в ярость.

Ликтаро усмехнулся.

– Что, так не терпится стать властелином? – изрек он.

Глаза Эсторгана злобно сверкнули.

– Ты смеешь насмехаться, смертный? – прорычал Эсторган. – Ты не в том положении нынче, чтобы это делать! Достаточно одной лишь моей воли, и ты будешь загибаться в смертельных муках.

– Мы не знаем, как использовать это! – сказал наконец Тэлеск, поняв что обстановка накаляется. – Мы применяли его лишь для защиты.

– Глупцы! – ухмыльнулся Эсторган. – Ведомо ли вам, на что поистине способен сей предмет?

Пленники молчали.

– И как же вы защищались им? – вновь спросил Эсторган.

– Достаточно лишь взять его в руку, – произнес Рунш, – и он будет защищать обладателя.

– Ясно… Ничего нового вы для меня не открыли. Разберусь сам. Хаг, уведи их!

– Что вы собираетесь с нами сделать? – спросил Ликтаро.

Эсторган ухмыльнулся.

– Мы? Ничего! – ответил он. – Мне, ровно как и Бэнгилу, плевать на вас. Но есть кое-кто другой, кому вы более интересны. И в ближайшее время поступит распоряжение по поводу вашей дальнейшей судьбы.

– И кто же это распоряжается нашей судьбой? – с вызовом бросил Тэлеск. – Уж не сам ли Дардол?

– Именно он! – Эсторган пристально посмотрел на Тэлеска. – Слышу дерзость в твоем голосе.

– В моем голосе не дерзость. В моем голосе презрение! Я презираю вашего владыку и вас, подвальные крысы!

– Не отплатил бы ты за свои слова! – дрожащим от злости голосом проговорил Бэнгил.

– Он еще отплатит… – Эсторган все также пристально смотрел в глаза Тэлеска. – Сполна! Великий Мастер найдет наказание, достойное этой дерзости. Тебе повезет, ежели ты просто умрешь, жалкий смертный.

Но Тэлеск не думал отступать. Его не пугали угрозы в речах колдунов и их ненавистные взгляды. Кроме того, он осознавал, что они ничего не сделают без приказа, посему он решил воспользоваться этим, чтобы высказать им все в лицо.

– Великий Мастер! – усмехнулся он. – Так вы его теперь именуете? Знайте, что нас не бросает в дрожь от его имен! Рано или поздно шаткая власть Дардола падет, он будет повержен, а вас предадут казни.

– Шаткая власть? – поморщился Эсторган, не сводя глаз с Тэлеска. – Уведи их, Хаг. Бэнгил, проследи, чтобы все прошло без происшествий.

Испуганный старик Хаг неуверенно открыл дверь, и пленники друг за другом покинули мельницу. Когда их завели обратно в сенник и вновь связали ноги, Бэнгил подошел к Тэлеску и, склонившись над ним, сказал:

– Даэбарн, которого ныне больше нет, сказывал, что один из Трех дерзок в речах своих и чересчур смело он отзывается о Великом Мастере. Наконец-то я узрел наглеца собственными глазами.

Тэлеск сидел на забросанном сеном полу, Бэнгил стоял перед ним. Взгляды их встретились, и долгое время они смотрели друг на друга с взаимной неприязнью. Наконец колдун развернулся и вышел.

Дверь захлопнулась, засов щелкнул. Снова наступила тьма. Еще день и еще ночь томились они без еды и воды в холодном сеннике. Ослабшие, они даже стали реже разговаривать. Но умереть от голода им не дали. На заре квадратная дверь открылась. Это были Хаг и Бэнгил. Колдун повелел Хагу развязать пленникам связанные за спиной руки и связать их спереди. Когда это было сделано, Хаг вышел, и через некоторое время вернулся с кувшином и хлебом в руках.

– Поймите правильно – это не из жалости, – ухмыльнулся Бэнгил. – Просто нельзя допустить, чтобы вы сдохли раньше времени.

Так было каждый день. Утром им приносили пищу и воду, и дверь после этого закрывалась до следующего дня. Лишь изредка ее отворяли, чтобы убедиться, что пленники на месте. А пленники уже не помышляли о побеге. Они ясно понимали, что ничего из этого не выйдет. Кое-как закутавшись в плащи и зарывшись в сено, в молчании они коротали ночи и дни. Время тянулось медленно, и вечностью казался каждый час.

Тэлеск думал о родителях, о родном острове. Теперь это казалось ему чем-то столь далеким и недосягаемым, словно ненастоящим, навеки утонувшим в сером сумраке прошлого. Мысль, что он никогда больше не увидит родителей, не войдет под крышу дома, в котором родился и вырос, угнетала его все больше. Он пытался думать о чем-нибудь другом – о чем-то хорошем и светлом. Иногда это ему удавалось, но не надолго, потому что в итоге все хорошее вдруг мрачнело и искажалось в его мыслях. Тэлеск не раз вспомнил прекрасную Карпилен, с которой судьба свела его на восточных отрогах Хребта. Как он мечтал увидеть ее еще хоть раз! Но все сводилось к одному – теперь он был узником, который бессмысленно коротал время в неволе и ждал своей участи.

Они не знали, сколько времени прошло: наверное, пять или шесть дней. Им было уже все равно. Даже Ихтор, который до недавних пор всегда считал закаты и рассветы, не мог точно сказать. Но череда унылых дней подошла к концу…