– Теперь уже не уверен, что знаю..
У Эльвин даже сердце упало.
– Как? Почему? – Она ничего не могла понять. – Что за тон и взгляд? Ты обижен на меня?
Лиам сложил руки на груди и подошёл к ней вплотную, смотря ей в глаза.
– Или я ослышался, или ты сказала, что мы ведём себя неправильно. – Он стоял так близко, но не касался её, и Эльвин чувствовала себя самой нечастной и одинокой на свете. – Мне кажется, это тоже кое-что значит. Это ответ.
– Какой ответ? – Прошептала она.
– Твой. – Сказал он резко. – Ты вспомнила про задания и про Избранничество и вся переменилась.
– Нет, я не…
– Может быть, ты хочешь опять скитаться по свету, исполняя приказы Грифа? Ты жалеешь, что потратила на меня два года, за которые можно было выполнить множество заданий? Ты жалеешь, что родила сына? Тебе было плохо с нами?
Эльвин выдохнула. Самый любимый человек на свете, как он мог подумать такое?
Она ласково провела руками по его плотно сжатым рукам, нарушая дистанцию.
– Я никогда не имела этого ввиду, Лиам. Только с тобой и с Рори я узнала, что такое счастье. Только с вами мне хорошо. Эти два года были лучшими в моей жизни. – Они смотрели друг на друга, тая от любви. – Я хочу, чтобы всё продолжалось.
Лиам окончательно смягчился. Эта правда была слишком сладкой, дальше сердиться он не мог.
– Тогда я не понимаю вас с Эми. – Честно признался он. – В кои-то веки вас оставили в покое. Вас не тянут за руку, вам не дают указаний, вас не унижают, не давят авторитетом. Вы живёте с теми, кого любите, и кто любит вас. Нет заданий, нет Грифа. Сказка, а не жизнь! Зачем рыдать о том, что вы стали бесполезны и бессмысленны? Именно сейчас наша жизнь имеет смысл!
Эмили сердито сжала губы, выпрямляясь на стуле.
– Вообще-то никто не рыдал. – Сказала она, задетая его грубостью. – Здесь речь не о том, что мы не ценим то, что имеем. Мы, безусловно, счастливы и хотим быть счастливыми и дальше. Просто… тебе не кажется, что жить таким образом немного эгоистично?
– Нет, не кажется.
– Эгоистично думать только о себе, когда тебе доверена миссия помогать другим на этой планете. – Она аккуратно расправила платье на коленях, пытаясь разобраться во всём и быть мудрой. – А мы ведём себя именно так. И кое-кому даже не стыдно признавать, что он этому рад.
Лиам глянул на неё через плечо.
– Так иди геройствуй!
Терпение Эмили лопнуло.
– Ты настоящий грубиян! – Воскликнула она капризно. – И эгоист! Я пошла бы геройствовать, если бы мне дали задание, и была бы рада помочь тому, кому нужна моя помощь.
– А себе ты помочь не хочешь?
– Лиам, мы Избранные! У нас есть миссия и нам дали Учителя, который помогает нам с ней справиться. Это огромная честь!
– Лучше бы помогал воду в дом таскать…
– Вот как с тобой общаться? Как? Опасный человек! Не всё, что в голове творится, надо вслух произносить, понимаешь?
– Поверь, я произношу не всё.
Эми обессиленно покачала головой.
– На самом деле я сама не совсем понимаю, как нам быть. Куда двигаться? К чему стремиться? Мистер Гриф навещает только Эдвина, а нас игнорирует. Почему? Может быть, он ждёт от нас каких-то самостоятельных действий, а может, просто забросил. Если бы он хоть раз появился у нас, я бы обо всём расспросила. Но он не приходит…
– Мы спросим его. – Эльвин ободряюще сжала руку подруги. – Мы спросим за вас.
«– А он спросит со всех нас» – Словно бы отозвалось в пространстве, и стало даже жутко. Все Избранные знали, что живут не как Избранные. И чем дальше они шли, а точнее, стояли на месте, обрастая бытом и привязываясь друг к другу, тем страшнее было встречаться с тем, кто мог сказать, что произошла ошибка и «ну-ка, бессовестные, давайте расставайтесь».
– Нет. – Эми тревожно отодвинула руку Эльвин. – Не спрашивай за нас, прошу. Мы пока живём как живём, дети подрастают. Как нужно будет, Мистер Гриф сам появится. Как нужно будет… – А потом она встала и рьяно кинулась готовить ужин.
Мирком сжался в углу на стуле и тревожно наблюдал за тем, как Эми снимает крышку с ведра, зачерпывает воду и заливает крупу.
Сама Эмили внешне была абсолютно спокойна и делала всё размеренными, плавными движениями. Но временами руки её вздрагивали, в глазах появлялось волнение и становилось понятно, что на душе у неё не так безмятежно и радостно как могло казаться.