Три месяца, две недели и один день

— А ты не сильно хочешь?

Я слышу, как Лив садится за моей спиной, становясь ощутимо ближе во многих смыслах. Наполненное лаской прикосновение к обнажённому плечу лишь напоминает мне о том, что я не знаю, что отвечать. Формально в этом более нет нужды, я дал Лилиан слово, забирать которое будет неправильно и трудно, но здесь и сейчас я могу быть более откровенным, чем в недавнем разговоре.

— Я хочу. Просто вдруг ты не хочешь, а я уже согласился?

— Послушай, я в состоянии ответить на пару-тройку вопросов твоей сестры и провести в её обществе полтора-два часа. Если всё дело только в этом. А не в Тимоти. Вы друзья. Что бы ни было, это не может быть сложнее, чем со мной. Тебе ведь не из-за чего хотеть молчать рядом с ним? — очередное перемещение и шорох постельного белья заставляют меня обнаружить физический контакт полуобнажённого левого бедра с моей правой ногой, за исключением ступни полностью скрытой штаниной. Рука дотрагивается до моей коленки, а после взволнованное лицо в обрамлении слегка спутанных после сна волос переключает всё моё внимание на себя. — У тебя же нет причин желать мести, как это было у нас, и ради достижения цели использовать буквально всё, что приходит на ум.

— Лив.

— Мы оба взрослые люди. Ты не должен этого отрицать. Мы можем выехать минут через сорок.

— Но не раньше, чем мы поедим. Каша и фрукты подойдут?

— Я думаю, что не хочу кашу. Фруктов будет вполне достаточно.

— Это слишком мало, — возражаю я, мысленно прикидывая время и то, как скоро мы действительно сможем поесть в ресторане, если не перекусим что-нибудь сейчас, и понимая, что это не вариант. К тому моменту Лив точно станет голодная, и ребёнок вместе с ней, а ей нужно питаться регулярно и плотно. За двоих. Не только за себя. Здесь нужно что-то существенное и конкретное.

— Я поем творог, ладно? Так будет достаточно?

Это явный компромисс, обозначающий желание, намерение и способность договариваться. Ответом становится мой безмолвный кивок, и я спускаюсь на кухню, лишь дождавшись, пока Лив скроется в ванной комнате, и там включится вода. Мне, полагаю, непросто, но я стараюсь обеспечить личное пространство, не будучи вечным надсмотрщиком, будто мы в тюрьме. Я привожу себя в порядок на первом этаже в другой ванной, после чего ставлю на стол всё необходимое и жду, когда закипит чайник.

Лив входит уже одетая в джинсовый комбинезон поверх белой кофты с круглым вырезом чуть ниже шеи и длинными рукавами, такая светлая, воздушная и словно эфемерная, значительно более естественная, чем обычно. Я не сразу понимаю, с чем это связано, пока, садясь напротив, не присматриваюсь к её лицу и не обнаруживаю, что за исключением потемневших ресниц она совершенно не накрашена. Признаться, так она выглядит моей гораздо больше. Это, наверное, странно и абсурдно, учитывая, что на площадке девушкам всегда полагается появляться с ярким макияжем, и именно в таком виде я и увидел свою тогда будущую жену впервые, но…

— Ты не стала сильно краситься?

— Нет.

— А этот комбинезон… Тебе в нём удобно?

— Это родители подарили незадолго до Рождества. Я ещё никуда его не надевала. Сегодня первый раз. Но ощущается комфортно. Я как-то не так отрегулировала лямки?

Лив отвлекается от своего творога, оставляя ложку внутри небольшой глубокой тарелки, и, опустив глаза вниз, ощупывает верхнюю часть одежды. В этот самый миг я начинаю ощущать что-то вроде слёз в глазах и пытаюсь запить их внушительным глотком чая, но это не приносит ровным счётом никаких плодов, на которые я втайне возлагал некоторые надежды. Чувство лишь усиливается, разрастается в груди и увеличивается, и я…

— Нет, твои лямки в полном порядке.

— Тогда отчего у тебя такой странный взгляд? Словно какая-то пелена внутри.

Чем дальше, тем голос становится всё более взволнованным, и от этого мне делается настолько не по себе, будто у меня вот-вот случится сердечный приступ от осознания собственной значимости. Но этот внутренний кризис проходит столь же стремительно, как вообще начался, едва мои глаза находят глаза Лив, излучающие тревожность, но одновременно и успокоение, в котором я сейчас так нуждаюсь.

— Просто я люблю тебя, вот и всё.

— Нет, — вдруг качает головой она, что вызывает в сердце непонимание, пронзающее грудь, словно выстрел. — Нет, ты любишь не меня.

— О чём ты говоришь?

— Ты любишь нас, — и вот так, слыша эти визуально так легко и просто давшиеся ей слова, я, пожалуй, лишь теперь действительно осознаю, что отныне это не только Лив. Что это ещё и ребёнок. Наш ребёнок. Наш сын. Тот, кого я тоже люблю.

— Ты и не представляешь, как сильно.

Глава тридцать первая

— Ты ведь не сердишься на меня, так?

Я отвлекаюсь от общения с Сэмом, сидящим от меня по левую руку, когда на соседний мягкий стул усаживается Лилиан. Но я продолжаю держать в голове то, о чём мы говорили, а именно экспресс обсуждение нашей тактики в ближайших двух играх с Финикс Санз и Пеликанами из Нового Орлеана соответственно.