Я жду, не моргая, неотрывно смотрю на экран телефона, и в моём горле возникает удушье, затрудняющий дыхание болезненный ком, когда камера захватывает изображение и фокусируется на моём маленьком мальчике. В голубой шапочке, таких же по цвету носочках и синем боди он сладко сопит в специальном коконе, приобретённом для кроватки поверх матраца. Рядом с крохотной левой ручкой лежит плюшевый белый кролик. Свет ночника позволяет мне различить слоников, висящих над малышом и купленных вместе с мебелью. Видя всё это, созерцая столь уютную, мирную и успокаивающую картинку, я хочу лишь того момента, когда самолёт приземлится в Лос-Анджелесе, и вскоре после этого Александр окажется в моих объятиях. Чтобы прижать его к себе и прочувствовать всё это счастье, что он у меня есть. Я не ощущал его, сосредоточенный лишь на злости и страданиях, но теперь всё будет иначе. Я стану другим. Тем отцом, которым должен был быть с самого начала. Мой ребёнок ни в чём не виноват.
— Мы прилетим где-то в половину седьмого, мам.
— Как ты, родной? Об этом говорят на всех каналах.
— В порядке, — ведь не я сегодня потерял любимых людей, которых ничто и никогда не вернёт. Я лишь сторонний наблюдатель, когда истинная трагедия разворачивается внутри семьи. Мне ничего для неё не сделать. Всё, что в моих силах, это позаботиться о тех, кто важен лично для меня, и дать почувствовать свою любовь тому, кто в ней нуждается. Я думаю исключительно о том, как обниму своего сына сильнее, чем когда-либо прежде.
Воздушная гавань кажется тихой и значительно более безлюдной, чем обычно. Наверняка это просто связано с расписанием вылетающих и пребывающих рейсов, но Коби Брайант появился на свет именно в этом городе, чем в том числе и может быть вызвана царящая здесь слишком безмолвная и давящая атмосфера. Я думаю, что в обычное время она никогда не характеризует ни один аэропорт в мире, каким бы маленьким и незначительным он ни был. Я чувствую почти радость, ту, что вообще возможна в данный момент времени, когда самолёт наконец заканчивает набирать скорость, и его шасси отрываются от земли. Впереди шесть часов полёта, в течение которых все эмоции могут измениться больше одного раза, но я точно знаю, что моя потребность прикоснуться к Александру, взять его на руки и постараться реабилитироваться перед ним останется неизменной величиной.
***