Три месяца, две недели и один день

— Ничего. Я понимаю. Успеешь показать мне хотя бы одно фото или видео?

Я достаю сотовый, пролистываю папку со снимками на начало месяца и протягиваю его Брук:

— У меня пока не так уж и много Александра в телефоне. Фото преимущественно из больницы.

Да и их не очень много. Полагаю, я просто ещё не понимаю, зачем некоторые наверняка хватаются за камеру чуть ли не при каждом движении ребёнка, невзирая на знание того, что, будучи столь маленьким и способным проявлять лишь физиологические потребности, он не удивит их вдруг чем-то неожиданным вроде переворота на животик. Вряд я когда-нибудь сам стану именно таким родителем. Однотипные фото имеют хоть какой-то смысл, если проходят недели и месяцы, ничего значительно не меняется, но у вас есть родственники, которые живут далеко, но регулярно спрашивают о малыше. Порой даже родители и новоиспечённые бабушки и дедушки проживают совсем не близко и крайне редко оказываются рядом физически. Мне же в значительной степени просто некому отсылать снимки и делиться тем, как малыш растёт. Хотя, может, я и тогда был бы не в том эмоциональном состоянии.

— Уверена, ты всё наверстаешь. Значит, Александр?

— Да, это всё… — я почти говорю не то, что должен, но не заканчиваю свою мысль, сражённый осознанием, а следом за ним и неловкостью, почти граничащей со стыдом. Хотя это Брук, то есть именно ей я мог бы сказать всё, как чувствую. Но я не могу. — Имя просто пришло из головы. Я не думал над ним сильно долго, — потому что я вообще не думал. Просто сохранил свою верность. Преданность. И… — Хочешь прийти к нам послезавтра? Завтра у нас игра в Сакраменто, но потом я свободен.

— Да, конечно. Я с радостью приду. Даже если он будет плакать, ему придётся меня потерпеть. Он такой ангелочек, — говорит Брук, и, клянусь, эти слова вызывают у меня улыбку. Первую за последнее время, что кажется искренней, а не вымученной. Мне уже хочется узнать, как скоро они будут забыты и взяты назад.

— Тогда я позвоню и скажу адрес.

— Хорошо.

Через пару минут мы вместе выходим в коридор, направляясь в сторону арены. Трибуны превращаются в звёздное небо благодаря болельщикам, включившим фонарики на своих местах, пока на экране действительно демонстрируются трогательные кадры под лиричную песню, исполняемую вживую. Но вся эта атмосфера единения, достигшая сегодня особенно значительной и сильно ощущаемой концентрации, делающая из просто партнёров по команде родных людей и даже семью, всё равно не помогает нам победить. В глубине души меня это не удивляет. Мы фактически никакие. Эмоционально несобранные уж точно.

После окончания игры ко мне подходит разыгрывающий Портленда Дэмиан Лиллард (прим. авт.: американский баскетболист, игрок клуба Национальной баскетбольной ассоциации «Портленд Трэйл Блэйзерс», выступает на позиции разыгрывающего защитника) и, называя моё имя, выглядит так, как будто вот-вот начнёт извиняться за то, что его команда обыграла нашу в первом мачте после гибели Коби с перевесом в восемь очков.

— Дерек.

— Дэмиан.

— Я просто хочу сказать, что мы не чувствуем себя победителями сегодня. Всё произошедшее до сих пор кажется невозможным. Неправдой. Мы же не просто наблюдаем за тем, как уходят наши герои и те, за кем мы следим. Всё ведь гораздо глубже, да?

— Да, намного. Спасибо за эти слова, Дэмиан. Но всё в порядке, — всегда есть те, кто терпят поражения и неудачи, и те, кому достаётся весь куш. Сейчас мы говорим об игре, но во многих отношениях я, пожалуй, имею в виду и саму жизнь. — Двух победителей просто не может быть.

Я понимаю, что у всех вокруг меня так или иначе разбито сердце. У болельщиков и одноклубников, у соперников и девушек из команды поддержки, у тренерского штаба и всего остального коллектива клуба. Все скорбят. Переживать такие моменты проще всего, опираясь на плечи близких, но я не чувствую себя способным на это и, как никогда, ощущаю собственную отдалённость и брошенность. Я предпочитаю не думать, почему, но эти мысли всё равно закрадываются в голову без преувеличения каждый день без всякого на то разрешения и по несколько раз. Они сами по себе складываются в слова. Слова, которых уже значительно меньше, лишённые всякой ненависти и злобы. Содержащие лишь тоску, отчаяние и крик души.

Если бы это я был тем, кто погиб, что бы ты делала? Как бы себя чувствовала? Что испытывала?

Глава тридцать шестая