Три мести Киоре 2 (СИ)

Холодный воздух улицы она глотала с жадностью, до боли в легких, даже не думая застегнуть пальто. Ее бил дождь, и она подняла лицо, остужая голову и душу, которые требовали вернуться обратно и немедленно убить первосвященника, задушить голыми руками, уничтожить, чтобы эта мразь никого больше не смогла обидеть! Киоре приглушенно рассмеялась, застегивая пальто и раскрывая зонтик над головой. «Это было бы слишком просто, не так ли?» — спросила она небеса, прежде чем они скрылись за темной тканью, прежде чем над головой застучали капли.

Она шла медленно, выбирая безлюдные улочки, держала руку в кармане пальто.

— Эй, красотка, что забыла в этих злачных местах? — остановил ее хриплый, но знакомый голос за очередным поворотом.

Пальцы больно сдавили ее плечо, и она поморщилась, вытаскивая руку из кармана:

— Шел бы ты своей дорогой…

— А ты умеешь убеждать, страстная красотка! — хмыкнул Файрош, которому в живот уперлось дуло револьвера, позаимствованного Киоре из кабинета Дорана.

Ее надежно скрывал зонт, а простое платье не выдавало в ней герцогини, и со стороны всё смотрелось так, будто девушка остановилась поговорить со знакомым. Файрош предстал перед ней мужчиной лет сорока, с короткой седоватой бородой, с повязкой на одном глазу, одетым неожиданно прилично и даже несколько щеголевато.

— Ты задолжала мне часы, моя дорогая! — прошипел он.

Дождь лупил сильнее и сильнее, и Киоре нахмурилась, наблюдая за лицом Файроша. Сжав губы, едва-едва надавила на крючок, и напарник-предатель тут же дернулся, но не убежал, памятуя, что Киоре вполне ловко стреляла.

— Стерва! — рыкнул он. — Я отдал тебе бумаги, так почему ты не отдала мне часы?!

— А почему ты сбежал с деньгами, бросив меня? Никому не стоит верить, Файрош… А теперь, милый, беги как можно быстрее. Я ведь выстрелю в тебя — так сильно ненавижу, — произнесла она со сладкой улыбкой на губах.

— Чокнутая! — вздрогнул Файрош, убираясь от нее.

Киоре не спешила опускать револьвера и поворачиваться спиной, ждала, пока он не уберется по пустующей улице как можно дальше… А когда мимо задребезжала пустая двуколка, бросила зонт и запрыгнула в нее.

Глава 10

Болезнь сбила Дорана с ног, как опытный боец, и, насмехаясь, уложила его на лопатки в кровать. Он ненавидел слабость и собственную беспомощность, но не мог ничего сделать сам — жар сжигал изнутри, голова раскалывалась, все плыло перед глазами, и даже простые слова он понимал не с первого раза — таким его принесли домой собственные подчиненные. Поговорив по эстеру со следователями, заснул после третьей бесполезной беседы, надеясь, что хотя бы на следующий день ему станет чуточку лучше…

Проснулся Доран, когда уже было темно. Который час? Сколько он проспал? Не ясно. В доме тихо. Ему жарко, ему душно. Дышать — тяжело, будто на грудь что-то давит, а руки и ноги как из камня высечены. Он пошевелился, и на глаза съехала тряпка. Кто?.. Когда?..

Туманным видением — воспоминания, что в комнате с ним была… она. Он помнил мимолетное прикосновение холодных рук, помнил тихий голос. Но что говорил он?.. Этого в памяти не осталось. Доран сел с таким мучением, словно вырывался из пучины болота, холодный пол обжег голые ступни.

Стоять ровно не получалось — шатало, словно только сошедшего с парохода пассажира. Короткий путь по коридору превратился в долгую дорогу на другой конец страны, пока, наконец, он не вцепился в дверную ручку. Повернув ее, Доран заглянул в спальню — там в кровати его жены спала Тари, подложив руку под щеку…

Голова взорвалась от боли, и, шатаясь еще сильнее, он вернулся в коридор. Набат в черепной коробке затих, но мутило по-прежнему сильно.

— Ваше сиятельство? Вас проводить обратно?

Он кивнул, принимая помощь дворецкого.

— Мою… супругу не беспокоить, пока она сама не позовет, — приказал, возвращаясь в кровать.

Пуховое одеяло показалось ледяным и тяжелым. Он только моргнул, но, когда вновь открыл глаза, увидел сквозь ресницы девушку. Нииру? Киоре? Она сидела рядом, и ее лицо скрывала пеленой тайны тьма, а его слепил какой-то свет, не позволяя открыть глаз.

Что-то он все-таки сказал, и хрупкие, прохладные руки помогли приподняться, поднесли стакан — зубы заломило от того, насколько холодной показалась вода.

И снова — сон-забвение.

Утром он просмотрел прекрасный спектакль с запиской, но ему было по-прежнему плохо, и Доран вяло отреагировал так, как от него и ожидалось. Дворецкий, слуги, лицо его жены — они слились в один горячечный бред, и порой он не мог отличить реальности от фантазий. От фантазий, где он на допросе добивался правды от Нииры-Киоре. От фантазий, где они становились настоящей семьей. От фантазий, где Паоди казнил и его, и ловкую ученицу Эши.

Она приходила к нему с настойчивостью нищего, просящего милостыни у Догира, сидела у кровати, как верная жена возле любимого мужа.

— Что-то нужно? — спросила, почувствовав его взгляд.

— Где ты была ночью? И почему в твоей кровати спала служанка?

Ее брови приподнялись:

— Что? — пауза. — Тебе приснилось, Доран. Я всю ночь была рядом с тобой.

— Ах, приснилось… — он отвернулся, перекатился на бок.