Три мести Киоре (СИ)

Когда из допросной вышел мальчишка, и их повели обратно в тюрьму, Киоре пошла, шатаясь, цепляясь за стены и людей. У самого выхода из здания она заревела, вскинулась, как бешеная лошадь, тыча пальцем куда-то в сторону коридора управления.

— Призрак! Призрак! — вопила она, и от неожиданности все обернулись, уставились, куда она показывала.

Поднырнув под руку конвоира, она помчалась по коридору, ударяясь о все двери на пути, отлетала от них, как мячик, отскакивала от одной стены к другой. Люди застывали, увидев ее, и не сразу кидались догонять.

Вот — просторная приемная, в ней из-за стола поднялся мальчишка. Гаркнув на него, Киоре ворвалась в кабинет, где над бумагами сидел Доран. Мгновенного взгляда хватило, чтобы она запомнила, где и что стояло в кабинете. Киоре дернула стеллаж с папками, опрокидывая его в сторону двери, чтобы задержать преследователей.

— Призрак! Призрак! — кричала она.

Киоре запрыгнула на стол Дорана, смяв обувью бумаги и опрокинув чернильницу, спрыгнула на пол по подлокотнику кресла — герцог едва успел убрать руки. И, наконец, подскочив, взлетела на подоконник, затрясла решетку, открыв шпингалеты, державшие ее. Прижав решетку, чтобы не распахнулась, Киоре соскочила на пол и упала на ковер, закрыла лицо руками и зарыдала, успокаиваясь, как то бывало у буйных больных, когда силы их покидали.

— Что происходит? — злой Доран поднялся над столом, и конвоиры вытянулись перед ним.

— Задержанная сбежала с допроса. Простите, ваше сиятельство, похоже, сумасшедшая! До сего момента вела себя нормально, ничем не выдала себя! — доложили они.

Киоре почувствовала скрестившиеся на ней взгляды, но она так и лежала, имитируя дрожь и закрывая лицо руками.

— У нее кровь?..

— Ударилась головой при побеге, ваше сиятельство!

Киоре незаметно вздохнула: и ведь почти не соврали…

— Уведите, — холодный приказ, и Киоре покорно повисла в руках поднявших ее конвоиров.

Грустный, пустой взгляд оказался направлен на главу Тайного сыска. Черный мундир, сжатые зубы, враждебный наклон головы — страшный и ужасный Доран Хайдрейк. Видел ли кто из подчиненных его таким, каким довелось Киоре? Мысли придали еще большую отстраненность взгляду.

Итогом ее выходки стало заключение на десять суток за дебош — неприятно.

Сокамерники, узнав о припадке, чурались ее, и Киоре лежала целыми днями, обнимая колени, то бормотала, то громко смеялась — особенно по ночам, доводя до зубовного скрежета тюремщиков. Замолкала она лишь после их криков, когда чувствовала, что ее готовы убить по-настоящему.

В очередной раз проснувшись, чтобы потрепать всем нервы, Киоре увидела Дорана Хайдрейка. Через решетку он рассматривал всех в камере.

— Говорите, Киоре не появлялась, с тех пор как провели облаву? — строго говорил он. — Думаете, она нам попалась?

Он говорил вроде серьезно, но почему-то Киоре уловила издевку в адрес следователя в длинном твидовом пальто, что раскачивался с пятки на носок рядом с герцогом.

— И кто же из них?

Насмешку герцога Киоре понимала: среди задержанных вместе с ней в тюрьме остались дряхлая старуха, молоденькая продажная женщина и невнятная личность неопределенного пола.

— Старуха? Сумасшедшая?

Следователь совершенно стушевался и грустно вздохнул:

— Но ведь не появляется…

— Совпадение, — отрезал Доран и ушел.

Киоре рассмеялась. Кстати, а какой это день по счету? Вроде и выпустить уже должны… И буквально через полчаса ее пинком выбросили из тюрьмы. И, гады, не могли подождать, выставили прямо под ливень!

Киоре перебежала дорогу между двумя следовавшими в разные стороны экипажами, но не поспешила домой, остановилась, задрав голову к небу. Дождь лил, косые и ледяные струи больно били по лицу, а одежда с каждым мгновением всё больше тяжелела. Но то была свобода! Она чувствовала город, жизнь в нём, наслаждалась пространством, понимая, что в любой момент можно вырваться из проклятой столицы, сбежать хоть в хаанат, хоть в Эстерфар! Еще несколько дней в тюрьме стали бы для нее критическими: она или сошла бы с ума, или стала бы убивать, вырываясь на волю. Десять дней тесной камеры без права на уединение, без права на тишину и покой стали ее личным кошмаром: слишком много воспоминаний будилось полутемным, переполненным людьми помещением.

Взгляд Киоре остекленел. Из воспоминаний дохнуло холодом кельи, теснотой комнатушки, потом — благовониями, наполнявшими огромный зал, в котором кишели, как змеи по весне, сплетенные людские тела… Киоре закашлялась и опустила голову. Проехала очередная карета, со стуком распахнулись двери управления, и напротив, рассматривая ее, застыл Доран, почему-то одетый не в мундир. В простом пиджаке и белой рубашке, заправленной в темно-коричневые брюки, с растрепанными волосами и кепи в руках, он смотрелся совершенно иначе, и Киоре отвесила ему шутовской поклон и сбежала, вскочив на подножку проезжавшего экипажа.

Дома же, в закрытой квартире, ее ждал сюрприз: у стены дремала Мешагиль, укутанная в собственную рванину. Встрепанная, она напоминала нахохлившего птенца. Киоре хлопнула дверью, и колдунья проснулась, потянулась с улыбкой: