Три метра над небом. Трижды ты

Мы все начинаем есть – все, кроме Мартины, которая уже поела свой салат. Однако этот рассказ словно оставил после себя вопрос, которым, я уверен, втайне задаемся мы все: «А Маркантонио – не та ли эта любовь с большой буквы?»

Я смотрю на него. Он отпивает немного пива, потом встречается со мной взглядом и фыркает, ставит пиво на стол и вытирает рот.

– Ладно-ладно, я отлично понимаю, что вы хотите узнать. Ну хорошо, тогда я вам отвечу. Нет, я не любовь с большой буквы, понятно? Но, если что, с большой буквы «М», потому что меня зовут Маркантонио. Правда же, сокровище?

Мартина смеется.

– Нет-нет, ты с большой буквы «Л»; дело в том, что ты боишься.

Эле, воспользовавшись случаем, говорит:

– Ага, я с тобой согласна: он трус!

Но больше они ничего не говорят, только обмениваются взглядами. А потом все мы снова беремся за еду. И разговор переходит на другие темы. Мы говорим о последних увиденных фильмах, о кое-каких неплохих спектаклях, поставленных недавно, о приятельнице, вернувшейся из отпуска, о новой парочке, о тех двоих, которые поссорились. Я слушаю их спокойно. Но внезапно мне вспоминается эта фраза Мартины: «Он понял, что не мог ничего поделать и что, несмотря на то, что он убежал, все равно навсегда остался мужчиной той женщины».

У меня внутри все сжимается, словно мне одним махом нанесли маваши гери – тот единственный удар, который позволяет борцу, после долгого ожидания победы, выиграть мировой чемпионат всего одним, но неслыханной силы движением. Иногда так происходит и с любовью.

Я ем молча.

Маркантонио встает.

– Хочу выбрать бутылку на потом; хочу, чтобы вы попробовали одну вещь.

– А я схожу на минутку в туалет.

И Эле нас оставляет.

Мы продолжаем есть. Подходит официант.

– Все в порядке?

– Да, спасибо.

– Отлично.

Он уходит. Я откидываюсь назад и в окно вижу, как Маркантонио и Элеонора останавливаются в дальнем углу зала ресторана. Там совсем немного людей среди нескольких неубранных столов, уже покинутых посетителями. Они разговаривают, потом начинают смеяться, Маркантонио становится серьезным и что-то ей говорит. Элеонора опускает голову, качает ею, ей стыдно. Она ответила «нет» на то, о чем он ее спросил. Тогда Маркантонио берет ее рукой за подбородок и целует. Они целуются самозабвенно, словно они одни, как будто тут никого нет – ни в ресторане, ни на улице, ни тем более их новых партнеров, будто они никогда не расставались. Потом Маркантонио отходит и оборачивается в мою сторону; я едва успеваю скрыться. Вскоре я вижу, как они выходят из ресторана, снова садятся за стол, и все продолжается, как и прежде. Эле шутит с Джин.

– Одно время ты меня всегда провожала в туалет.

– Ты уже большая.

«Не очень-то», – сказал бы ей я.

Маркантонио снова кладет салфетку на колени и бросает на меня взгляд.

– Эх…

Мы продолжаем есть. Он знает, что я его видел. Что ж, скоро мы, пожалуй, увидим, как это воспримет Мартина, и с большой ли у них буквы любовь. Не знаю, была ли удачной эта идея поужинать.

60

На обратном пути, по дороге домой, Джин молчит. Я веду машину и время от времени поглядываю на нее, но она не оборачивается, слушает музыку и смотрит на дорогу. Она неспокойна. Когда знаешь человека, который с тобой рядом, ты прекрасно понимаешь, если с ним что-то не так: ты это чувствуешь по его вибрациям, слышишь молчание или внезапную музыку, чувствуешь счастье или грусть, покой или беспокойство. Ты чувствуешь этого человека. И Джин странно печальна. Я это чувствую.

– Все в порядке? Хороший был ужин…

– Да, очень. Мне было весело, мне было приятно снова увидеть Эле и Маркантонио вместе, это мне напомнило старые времена, когда мы познакомились.

– Правда, и мне тоже.

– Знаешь, что я подумала? Что когда люди знакомятся, все прекрасно, все еще только предстоит открыть. А потом, со временем, некоторые вещи оказываются, может, совсем не такими, какими ты их себе представлял.

– Это потому что мы всегда чего-нибудь ждем.

– Правда, следовало бы ничего не ждать.

– Какие-то у тебя пораженческие настроения.

– Да, может быть. Узнать про твою жизнь мне, с одной стороны, было приятно, но, с другой стороны, теперь мне приходится все время сравнивать. Я думаю о том, как ты встречался с другой, или о том, как страдал из-за матери, или о том, как ты, может быть, разочаровался.

Я продолжаю вести машину, следя за дорогой.

– На днях я ходил ее навещать.

– Кого?

– Свою мать. Я ходил на кладбище, там было пусто, никого не было, кроме человека, стоявшего прямо перед могилой мамы. Это был ее любовник. И я вспомнил, как застал их, когда случился весь этот скандал.

Джин смотрит на меня удивленно.

– Но ты мне ничего не говорил. Ты об этом не рассказывал.

– Нет, извини, но я не знал, как все это воспринимать. Сначала мне нужно было согласиться с его словами. Я понял, что этот человек был по-настоящему влюблен, что они оба были влюблены. Что мой отец заставлял ее страдать и…

– Стэп… Это уже прошло, забудь. Я не знала, не могла себе ничего такого представить. Да и потом неизвестно, правда ли это.

– Я увидел его там, с цветами. Мой отец почти никогда ее не навещал.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.