Три метра над небом. Трижды ты

И возвращаюсь туда, где остановился. К фотографиям ребенка, который растет, взрослеет, улыбается, корчит рожицы, жалуется, смеется как сумасшедший… Он учится ездить на велосипеде, у него получается, он несется под гору с развевающимися на ветру волосами, сжав руками руль. Ребенок, который похож на меня. И все это прошло мимо меня. Вместо меня с ним был другой. Тот, кого на этих фотографиях почему-то никогда нет. Можно подумать, что его вообще не существует. Ни руки, ни плеча, ни одного фрагмента или даже вещей. Может, неслучайно, может, она сделала это ради меня. Но когда я дохожу до последней страницы, то вижу. Всего одна фотография, на которой она с ним. С ним – человеком, который думает, что он отец этого ребенка. И когда я его вижу, то теряю дар речи, не верю своим глазам. В Фейсбуке я его не узнал. Это Лоренцо. Не может быть. Я не хотел знать ничего – ни того, в какой день и в какой церкви это было, ни того, каким был банкет. И, самое главное, я не хотел знать, кто он такой. И теперь выясняется, что это Лоренцо, Лилло. Этот идиот. Один из тех, кто всегда, с самого детства, за ней увивался, классический вечный влюбленный. Тот, кто обычно после всех любовных романов остается твоим другом; тот, кого ты всякий раз встречаешь с симпатией; тот, кто женится на другой, а не на той, в которую он был так влюблен. Но с Баби произошло иначе. Я пытаюсь вспомнить, каким он был, какие-нибудь его особенности. Он хорошо играл в футбол, я несколько раз видел его летом, на пляже в Фенилье, но красавцем он не был. Он был коротконогим, с низко посаженной задницей, широкоплечим, курчавым, темноглазым, с поломанным зубом. Я смотрю на фотографию. Да, он не сильно изменился. Только теперь у него короткая стрижка, и одет он модно. Когда-то мы были одни в доме на море, и он даже явился, чтобы нас позвать – то есть, на самом деле, позвать Баби. Он пригласил нас на вечеринку, но Баби сказала ему, что не пойдет. Только сегодня об этом вспоминал! Нет, мне не верится. Он столько старался, что, в конце концов, у него получилось. Я представляю их вместе; пытаюсь вообразить, как начался их роман, куда он ее водил, где он впервые ее поцеловал, где… Нет, Стэп, хватит. Так нельзя, нельзя браться за старое. Останови свои мысли, заставь их, черт побери, абстрагироваться от всего этого, не распаляй воспоминаний, образов, не усугубляй ту мучительную боль, которую они у тебя вызывают. Постепенно именно так все и происходит, как будто я сам дал себе успокоительного. Внезапно мною овладевает странное спокойствие. Словно внезапно пошел дождь, и все тучи рассеялись. Снова появляется солнце, но радуги нет. Это еще похоже на море во время шторма – темное, с гигантскими волнами, смывающими все на своем пути… Но проходит всего несколько секунд, и снова видишь его ровным, спокойным. Ну вот, хорошо, теперь я даже дышу медленней. Все уже произошло. Как-то раз Полло, увидев, как я прихожу в ярость из-за Баби, как будто только она могла затронуть те струны, которые превращали меня в зверя, сказал мне одну вещь: «Знаешь, что я тебе скажу? Может, тебя это и расстроит, но, может, это и есть истинная причина того, почему ты совсем потерял голову из-за этой чертовой девчонки». И он стал на меня пристально смотреть. И, в конце концов, я рассмеялся. «Из-за чего ты смеешься?» – «Из-за того, как ты мне это сказал: „…эта чертова девчонка”». – «Но ведь так оно и есть. Посмотри, до чего ты себя довел…» И он протянул ко мне обе руки, указывая на меня ими обеими. «Ты не в себе! Так вот: хочешь узнать гениальный вывод, к которому я пришел?» Я сел на мотоцикл. «Хорошо, послушаем». Полло мне улыбнулся и сел на свой байк. Он немного помолчал и, прежде чем я его снова об этом спросил, наконец, сказал: «Одно только слово: „смирись”». Я встал с мотоцикла и жестом послал его к черту. «Отличный вывод! Ты и твои гениальные решения». – «Ты меня недооцениваешь. Запомни это слово: „смирись”».

И теперь я здесь, перед последней фотографией этого альбома, и на ней она с этим козлом. Я вспоминаю, что однажды мы это даже обсуждали. В тот день.

– Но ты не можешь ревновать, Стэп, к такому, как он, не можешь… Он всего лишь друг.

– Он меня раздражает. Да и потом, он всегда ходит за тобой по пятам и даже не считается с тем, что у нас с тобой роман.

– Неправда, очень даже считается и всегда приглашает нас, а не меня!

Она смотрит на меня с улыбкой и нежно меня гладит.

– Я тебя убедила?

– Нет.

– И что тогда?

– Тогда я, похоже, ему врежу, и все станет яснее.

– Да хватит тебе! Меня злит, когда ты такой.