Три метра над небом. Трижды ты

– Да-да… Мне говорили. Может, меня не могли разыскать. Знаешь, чего только я не поменял… И не только адрес… – И он смеется, потом затягивается сигаретой и сразу же отпивает пива. Он похож на придурка; кто знает, что его подкосило. Кто-то мне говорил, что он измотан. Во всяком случае, он уже не в форме, как раньше.

– Ты не против сыграть в бильярд?

– Нет, Стэп, спасибо, я бы с удовольствием, но не могу, жду одного человека. Я даже пойду наверх; тот чувак, наверное, знает, что тут есть и подвальный этаж.

Он берет с собой пиво, оставляет сигарету в пепельнице и, покачиваясь, как тогда, идет к лестнице, но потом, поднявшись на несколько ступенек, оборачивается:

– Отлично, Стэп! Я был рад тебя увидеть. Если что, я как-нибудь загляну к тебе в офис.

– Заходи.

Он смотрит на меня и качает головой, словно заранее зная, что этого произойти не может. Представляю его себе в переговорной с директором отдела художественных фильмов, начальником студии «Ла-7» или директором Пятого канала… И в их компании он, Сицилиец, толкующий о чем-то нашем. При первом же отказе или просьбе объяснить подробнее он – я прямо это вижу – поступил бы так: схватил бы одного из директоров за горло. Или, что еще хуже, плюнул бы в лицо Джанне Кальви; я уж не говорю о том, что он мог бы при этом сказать. Но что он сейчас делает? Как живет? Что делает здесь, в «Четырех зеленых»? Я сюда пришел в приступе ностальгии, а он, наверное, бывает здесь каждый вечер. Несколько дней назад, проезжая по улице Тальяменто, у дверей клуба «Пайпер» я увидел Хука. Там, как и раньше, он работает вышибалой, но с одной небольшой разницей: у него уже нет волос, вырос живот, и он никого не боится. Но почему им так и не удалось оторваться от того времени, отказаться от тех привычек? Теперь они смотрятся почти нелепо. Это как татуировка на теле красивой женщины: в определенном возрасте она великолепна, потому что это символ бунтарства. Ты восхищаешься этой татуировкой, нанесенной на ее формы, тебя забавляет, какое место эта женщина для нее выбрала, но когда ты попытаешься представить, как она будет выглядеть среди складок ее дряблой кожи, эта же самая татуировка приведет тебя только в уныние.

– Эй, хочешь сыграть?

Я оборачиваюсь. Передо мной стоит худощавый парень в синей футболке, темных штанах и мокасинах. У него короткие волосы и симпатичное лицо.

– Конечно. Почему бы и нет?

Я беру кий, стоявший у стены, а он обращается к человеку за стойкой.

– Мауро, включишь нам шесть?

Человек за стойкой, ничего не говоря, включает что-то около кассы, и я слышу странный гул. Свет над бильярдным столом медленно зажигается. У парня свой собственный кий. Может, он ас, но кажется мне мальчишкой. Думаю, ему где-то около семнадцати. Смотрит на меня с любопытством; он совершенно ничего про меня не знает. Так даже лучше. Интересно, а что он узнает потом?

– Меня зовут Серджио. Ты не против, если мы сыграем восемью и пятнадцатью шарами?

– Да, я предпочитаю именно так.

– Отлично. Играем на деньги?

– Хорошо.

Паренек, Серджио, смотрит на меня – возможно, оценивая.

– Двести евро тому, кто выиграет два из трех. Согласен?

– Да, мне кажется, это честно.

Он собирает все шары, складывает их рядом, снимает с висящей над бильярдным столом лампы треугольник и укладывает в него шары. Серджио двигает треугольник по столу то вперед, то назад, а потом внезапно останавливается и очень аккуратно его убирает.

– Разбивай ты.

– Хорошо.

Я выбираю белый боковой шар и сильно по нему ударяю. Мне повезло: «четверка» оказывается в лузе первой. Так я продолжаю играть со всеми; мне удается подогнать «восьмерку» к центральной лузе, но забить ее у меня не получается. Наступает очередь Серджио. Он ходит вокруг стола, чтобы рассмотреть расположение шаров. Время от времени он наклоняется, чтобы высчитать возможную траекторию и вероятность самого легкого удара. Наконец он выбирает одиннадцатый шар. Белый шар пролетает между другими, не коснувшись ни одного, и, наконец, боком ударяет по одиннадцатому, придает ему нужное ускорение, и шар медленно катится к дальней левой лузе. Одиннадцатый на секунду останавливается на краю, покачивается, а потом, словно приняв решение, медленно соскальзывает в лузу. Парень играет хорошо; думаю, это было нелегко. Оттуда он ударяет по двенадцатому, который решительно катится вперед, касается моего шара, смещает его, хотя и немного, и попадает в центральную лузу. Да он и правда сильный игрок. И тут я вспоминаю вечер с Клаудио, отцом Баби, вспоминаю о той партии против двух незнакомцев, самоуверенных хвастунов. Мы очень постарались, приложили все усилия, и, в конце концов, их победили. Я слышу неожиданный гул: его тринадцатый шар летит быстро, но вместо того, чтобы попасть в лузу, ударяется об угол, останавливается, подпрыгивая около лузы, в которую его направили, и оказывается за белым шаром, оставляя для меня все пространство.

– Твоя очередь. Как тебя зовут?

– Стэп.

– Твой удар.