Три мгновения

Драко, не отрываясь, смотрел в зеленые глаза. Впервые при взгляде на него в глазах Гарри не было ни презрения, ни отвращения, ни даже ненависти. И сам Драко неожиданно почувствовал, что теряет свое обычное хладнокровие, и в нем вскипает кровь вейлы, переданная по материнской линии. Разум отказывался контролировать действия, а в груди, разрывая ее, билось одно-единственное желание - обнять стоявшего перед ним мальчика, принесшего ему столько страданий, прижать к себе как можно крепче, и больше не отпускать, как бы он не сопротивлялся. Рука, повинуясь велению захлестнувшего Драко безотчетного влечения, прикоснулась к Гарри, и Малфой почувствовал, как вздрогнул гриффиндорец. С последним ударом часов воцарилась тишина - такая, что Драко отчетливо услышал, как бешено бьется его сердце... и сердце Гарри. В одном ритме.

И Гарри оттолкнул его.

Что-то заставило мальчика это сделать, скорее всего, внезапная волна возбуждения, рожденная в груди и пронесшаяся вниз. Он испугался горящих странным блеском глаз Драко, а еще больше - своих собственных ощущений, о природе которых не желал даже задумываться.

Драко отскочил в сторону, словно приходя в себя. Совершенно машинально он наложил на вход в коридор заглушающее заклятие, и повернулся к гриффиндорцу. Перед ним, сверкая глазами за стеклами очков, стоял его враг.

В груди Драко вдруг закипела такая ненависть к этому мальчишке, такому доброму - ко всем, кроме него, - такому идеальному, такому непохожему на него самого.

«Сволочь! Как же я ненавижу тебя!..». Малфой размахнулся и первый метнул в Гарри какое-то проклятие.

...Они сражались уже четверть часа, но ни один не уступал другому. Оба уворачивались от заклятий, ставили щиты и нападали со все большей яростью. Она будто затопила все вокруг, заменила воздух, наполняя легкие ядом.

Глядя в ненавистные зеленые глаза, Драко вдруг выкрикнул:

- Как же я хотел бы убить тебя!

И Гарри не знал, что вдруг на него нашло: никогда в жизни он не совершал более безрассудного поступка. Отбросив свою волшебную палочку, он выпрямился и, глядя прямо в глаза обезумевшему от злости Малфою, сказал:

- Убивай.

За ту секунду, пока слизеринец одним прыжком оказался возле него, Гарри успел подумать о многом. Например, о том, что предает родителей, которые отдали свои жизни, лишь бы он остался в живых; о друзьях, которые не простили бы его, узнай они об этом глупейшем поступке; о Дамблдоре и волшебниках, возлагающих на него большие надежды... Только о своей непрожитой жизни он не подумал: ну и что ж, если Малфой убьет его - по крайней мере, может, одна мечта исполнится, и эти глаза больше никогда не будут наполнены такой ненавистью...

Тяжело дыша, Драко приставил волшебную палочку к горлу мальчика, потом провел ею по пульсирующей венке на шее, до груди, нашел сердце - сердце, которое только для других может быть таким горячим и биться так сильно, для него же - никогда. Ярость и боль ослепляли Драко: как же он хотел навсегда покончить с этим выскочкой, непонятно по какой причине занимавшим все его помыслы. «Ненавижу!..» - шептали губы, а сердце разрывалось в крике, пытаясь пробиться через защитную оболочку сознания и донести своему обладателю совсем другое слово... Да только он ничего не хотел слышать...

- Ну что же, Драко, ты ведь знаешь убивающее заклинание, - раздался тихий голос. Сейчас никто из них двоих не помнил, не осознавал, что Непростительное заклятие - прямая путевка в Азкабан. Была только обоюдная... ненависть?.. - заполнявшая их души.

«Знаю, - подумал Малфой, не в силах отвести взгляд от зеленых даже в темноте глаз, - а еще знаю - мне отец рассказывал - что вспышка от него такого же зеленого цвета. Как твои глаза. Тебе, например, не нужна Авада Кедавра, чтоб убить... меня».

Малфой опустил палочку и быстрыми шагами пошел прочь.

Ни один из них не знал, как объяснить то, что случилось сегодня ночью. Это было похоже на внезапный ток, одновременно пронзивший их сердца, ток, о котором оба поклялись себе забыть.

Только Гарри все еще будто видел глаза Малфоя, когда тот опустил палочку, а Драко думал: «Он впервые назвал меня по имени!..», и не замечал, что улыбается.

Пролог (2)

Забыть оказалось непросто. Скорее, даже невозможно.

Драко почти перестал издеваться над Грейнджер и Уизли - он не мог больше досаждать Поттеру. Малфой наконец признался себе в том, что, если бы так ненавидел Гарри, то непременно убил бы его - возможность представилась - или хотя бы причинил ему боль. Но он этого не сделал, он не сделал ничего, когда Гарри оказался в его руках абсолютно безоружный. И это все - учитывая то, что такой шанс больше никогда не выпадет, и что сам Драко был в тот момент в ярости, и оторвал бы голову любому, а гриффиндорца и пальцем не тронул. Обманывать себя и дальше было бесполезно.