Читаем Три минуты молчания полностью

- Я и так не засну. А со светом все-таки легче.

Я лег в койку и вытянулся. Устал я, как ни разу в жизни.

- Слушай, - я вдруг спросил, сам от себя не ждал. - А ты почему с открытыми глазами спишь? Ты это знаешь?

- Знаю. Это давно у меня. Я уже тонул раз. И так же вот свет погас. Потом даже в психическую попал.

- Ну, ведь тогда же все-таки спасся. Может, и теперь...

- Сколько ж веревочке виться, Сеня?

Он что-то начал рассказывать мне, про какие-то свои предчувствия, но я уж не слушал, дремал. И не мешало мне, что перекатывает в койке.

Сколько я проспал? Мне показалось - минуту. Так оно, верно, и было.

Я услышал - кто-то бежит, врывается в кап. И сапоги бацают по трапу, наши, полуболотные. Двадцать ступенек трапа - двадцать ударов мне в уши. И крик:

- Бичи! Подымайсь, есть работа на палубе! - Это Серега орал, как будто мертвых будил на кладбище. - Шотландец тонет! Шотландца идем спасать!

Глава пятая. Клавка

Пусть жалок раб в селении глухом,

Далеком от тебя, как своды неба эти,

Но если женщина грустит о нем,

Я вижу в этом знак, что стоит жить на свете.

Японская танка

1

Я лез по трапу и видел - оба прожектора врублены, но светят, что называется, один другому: заряд валил, какого я не видывал. Снизу его хоть смывало волной, а на мачте, на вантах нарастали бороды, как на соснах в тайге.

Сколько прошло, как Серега обратно побежал на руль, а в кубриках не шевельнулись. Один я вышел сдуру. Вдруг из снега вынырнула фигура огромная, лица не видно под капюшоном. Надвинулась на меня, и я узнал "деда".

- Ты, Алексеич? - потащил меня вниз. - Почему ж не выходят? Работа есть на палубе.

На комингсе кто-то сидел. "Дед" об него споткнулся, выругался и посветил фонарем. Это Митрохин сидел, таращил глаза.

- Совсем хорошо. Еще один пробудился. Но я -то знал, что он спит, хотя оделся и пересел сюда из койки. Я его взял под мышки и отсадил.

- Подымайсь!

Не шевельнулись.

- Да, - сказал "дед". - Так не выйдет. Он перешагнул в середину кубрика, раскинул сапоги, роканы, телогрейки, стал отдергивать занавески.

- Сварщик! - "Дед" узнал Шурку, стал его трясти. - Замлел, сварщик? Ну, встанем, подымемся...

Шурка замычал, но глаз не открыл. "Дед" его вытащил, пересадил на стол. Шуркино лицо запрокинулось - совсем неживое.

- Ты подержи его, - сказал "дед". - Этот-то наш, в активе, Я за другого примусь.

Другой был Васька Буров. Лежал он такой успокоенный, руки на груди, бороденка выставилась в подволок. Хоть медяки ему клади на веки. "Дед" к нему присел на койку, взял за плечи и посадил.

- Вставай, артельный! Не спишь ведь.

- Ну, не сплю, - сказал Васька с закрытыми глазами.

- Людям надо помочь, такое положение. Я-то думал - артельный наш, главный бич, первым на палубу вышел, другим пример показал. А ты тут лежишь. В белой рубашоночке, хорошенький такой... Помирать что ли собрался?

- Тебе-то что?

- Да зачем же, это само к нам придет. А люди без нас погибнут, если ты не встанешь.

- Какой там еще шотландец! Никуда я не выйду.

- Выйдешь. Я не шутя говорю.

- "Дед", - я сказал, - ты только не бей его.

- Зачем? Он сам встанет.

Шуркина голова перевалилась ко мне на плечо. Он мычал и понемногу очухивался. А "дед" встряхнул Ваську, и Васька открыл глаза. Лицо у него сморщилось, вот-вот он заплачет.

- Сами-то уже пузыри пускаем.

- Но у нас-то хоть надежда есть. А у них - никакой. Ну, артельный! О чем ты думаешь, мне хоть скажи...

- Мало ли о чем... Чего ты с меня начал? Молодые есть. А я - старый.

- Сколько же тебе?

- Сорок два.

- Вот это здорово! Что ж про меня-то говорить? Совсем, значит, песочница? Нет, это неинтересный разговор.

"Дед" его вытащил из койки. Васька встал на ноги и всхлипнул.

- Где его шапка? Ты, сварщик!

Шурка наклонился молча и поднял Васькину шапку.

- На! - сказал "дед". - Лысину прикрой, молодой будешь.

Васька, под нахлобученной шапкой, опять закрыл глаза и всхлипнул:

- Все равно же я опять лягу.

- Ложись, черт с тобой, - "дед" рассердился, - Смотреть на тебя, чучело!..

Васька наклонился за своей телогрейкой. "Дед" подошел к салагам:

- Ну, а как романтики наши? Встанут нам помочь?

- Встали уже. - Димка с запухшими глазами покачался сидя и спустил ноги. - Алик, не спишь?

Алик молча полез из койки. "Дед" пошел в соседний кубрик. Там дверь была на крючке, он подергал, потом навалился плечом и вломился в темноту.

- Почему лежим, когда артельный встал?

- Иди ты... - бондарь ему ответил. И сказал, куда идти. В такое жуткое и далекое, что и не придумаешь.

"Дед" ему не дал закончить. Смачно ударил кулак, и рев раздался, дикое какое-то рычание, и чье-то тело шмякнулось. Там свалка началась, сапоги стучали, хриплая ругань доносилась. Я вмиг озверел и кинулся за "дедом". До смерти испугался, что они там его забьют - ударят чем-нибудь по голове спросонья. Но "дед" вышел мне навстречу.

- Ступай на палубу. Ты у меня первым должен выйти.

Я пошел и оглянулся - "дед" вламывался в боцманскую каюту. Оттуда метнулся свет, а в луче вылетел дрифтер - босоногий, в исподнем. Затем дрифтеровы сапоги вылетели и дрифтерова телогрейка, а после тем же порядком боцманское хозяйство полетело и напоследок - сам боцман.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Божий дар
Божий дар

Впервые в творческом дуэте объединились самая знаковая писательница современности Татьяна Устинова и самый известный адвокат Павел Астахов. Роман, вышедший из-под их пера, поражает достоверностью деталей и пронзительностью образа главной героини — судьи Лены Кузнецовой. Каждая книга будет посвящена остросоциальной теме. Первый роман цикла «Я — судья» — о самом животрепещущем и наболевшем: о незащищенности и хрупкости жизни и судьбы ребенка. Судья Кузнецова ведет параллельно два дела: первое — о правах на ребенка, выношенного суррогатной матерью, второе — о лишении родительских прав. В обоих случаях решения, которые предстоит принять, дадутся ей очень нелегко…

Александр Иванович Вовк , Николай Петрович Кокухин , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза / Религия