Три минуты молчания

Спустились еще Серега и Васька Буров. Васька на лету вспоминал про бутылку вермута итальянского - так она и осталась на столе нераспечатанная, а дотянуться руки не хватило.

- А попросить, чтоб передали, нельзя было? - спросил "дед".

- Да постеснялись. И так нас вахтенный пускать не хотел.

- И правильно он вас не пускал, - сказал "дед". - Куда вас таких шелудивых пускать? Да и вести себя не умеете. А ты-то чего полез, "маркони"? Оба мы с тобой в списке стояли, оба отказались дружно, а ты - взял да полез.

"Маркони" себя почесал за ухом.

- Сам удивляюсь. Ну, все полезли - и я.

- Ох, бичи, когда же вы достоинство-то будете иметь? Ну, вот что. Насчет двух бутылок армянского не пропущено без внимания? Так вот, я вас, бичи, к себе приглашаю. Понимаете - при-гла-ша-ю. Но учтите - я вас тоже к себе шелудивыми не пущу.

"Дед" зашлепал к себе. Бичи тоже разбежались сразу. А я еще задержался - взглянуть на борт плавбазы: не может ли быть все-таки, чтоб Клавка вышла поглядеть на меня. Нет, так не было.

Вдруг я заметил - в тени, возле капа - одинокая фигура. Ушанка на глазах, лица не увидишь.

- Обод, ты, что ли?

-Ну!

Он как-то нехотя ко мне подошел, такой нескладный, в пальто ниже колен.

- Ты почему не на базе?

- А чего там хорошего? Я с вами до порта поплыву. Пассажиром. Примете?

- Плыви. Мы теперь все тут пассажиры.

"Маркони" мне крикнул из рубки:

- Сень, ты не забыл - мы к "деду" приглашены. Галстук у тебя есть? А то могу свой дать, японский.

Шурка мне еще пуловер одолжил, так что я прилично выглядел. Васька Буров костюм свой вынул - не знаю уж, на кого там шили: в плечах тесно, зато через штанины по Ваське можно протащить. Серега ему посоветовал хоть галстука не надевать, а то он со своей бороденкой совсем будет чучело.

И отчего-то мы даже волновались слегка, хотя, спрашивается, чего мы там не видели в "дедовой" каютке? Пошли к нему - как на медкомиссию. "Дед" перед нами извинился, что вынужден принять нас без пиджака, костюм у него маслом заляпан, а в кителе - это как-то слишком официально. Мы набились тесно на диване и на "дедовой" койке. А за нами еще Ванька Обод увязался, тихий, как тень. Спросил робко:

- Меня-то примете? Я тоже не порожним пришел. - Вынул из пальто поллитру.

- Входи, беглец несчастный, - сказал "дед". - Как, примем его?

Приняли мы беглеца, только пальто предложили скинуть и шапку. "Дед" показал на столик:

- Прошу, славяне.

Но закуси было - тарелка с ветчиной и хлеб на газетке. Шурка вскочил:

- Сейчас пойду кандея раскулачу.

Возвратился с немалой добычей - в одной руке полведра компота, в другой, на локте, два круга колбасы, на пальцах кружки, под мышками - по буханке белого.

- Хоть шаром покати на камбузе. Все кореши-иностранцы подъели, а ужин кандей не варил, кум у него обнаружился на "Молодом".

Васька Буров сказал:

- Вон как. В первый раз кандей с вахты сбежал, а трагедия. Но простим кандею, бичи.

Простили мы кандею. "Дед" понюхал ведро и спросил:

- Из-под чего ведерко?

- Из-под угля, - сказал Шурка. - Да я помыл его.

- Ох, кашалоты, - "дед" засмеялся, - как вас только море терпит.

"Маркони" разлил по кружкам коньяк, первую протянул Ваньке Ободу. Ванька ее взял осторожно:

- Почему ж это мне сначала?

- А первый тост - за вернувшихся, - сказал "дед". - Пока что ты у нас вернулся, беглец. Мы еще нет. Ванька пошмыгал носом, вздохнул:

- Я, ребята, не беглец. Я узел хотел развязать семейный.

- Топориком? - "Маркони" нам подмигнул.

- Да, если б застал. - Ванька опять вздохнул. - Втемяшилось чего-то... А кто у меня есть, кроме нее? Развяжешь, а сам - сиротой вроде останешься.

- Не остался бы, - сказал "маркони", - уже твоей Кларе отбито, что ты возвращаешься. Между прочим, полтинник с тебя за радиограмму.

Ванька совсем расстроился. Поглядел в свою кружку и сказал глухо:

- Вы меня простите, ребята. Вы, можно сказать, герои, а я кто?

- Не кайся, - сказал Серега. - Такие же мы, как и ты.

"Дед" поднял кружку.

- Поплыли, славяне?

Мы "сплавали" и вернулись. Возвращение наше отметили колбасой и запили компотом, из тех же кружек.

"Маркони" стал рассказывать, как было на банкете, какую там Граков речь толкал и как он припомнил радиограмму шотландцев, где они благодарили всех, кто пытался их спасти, просили передать приветы близким. Все это он в вахтенном журнале утром прочел и запомнил же слово в слово. И как все начали шуметь - зачем он это зачитывает, а он еще спрашивал: "Что же вы, дорогие гости, не надеялись на советских моряков? У нас ведь так - сам погибай, а товарища... ну, и зарубежного товарища тоже -выручай". И как ему кеп-шотландец отвечал, что он благодарит русских моряков и надеется, что ему никогда больше не придется посылать такие радиограммы господину Гракову.