Три минуты с реальностью

— Среди бела дня прямо на улицах Буэнос-Айреса брали под стражу, в частности, и немецких граждан, неделями держали их в тюрьме, не предъявляя обвинения, и в конце концов, как правило, убивали. Министерство иностранных дел Германии реагировало на подобные случаи вполне дружескими запросами, обращенными к аргентинской стороне, на которые немедленно следовал ответ: гражданин или гражданка Германии такая-то в Аргентине не появлялась. Одна француженка, освобожденная из лагеря в результате быстрых и решительных действий французского правительства, рассказывала, что встречала там множество «исчезнувших» немцев. Но Бонн согласился выслушать ее только под мощным давлением общественности. Дальше дело, однако, не пошло. С точки зрения министерства иностранных дел, путч в Аргентине помешал осуществлению коммунистической революции. Жертвы режима автоматически причислялись к левым террористам. И реакция государства была соответствующей. Молчаливое согласие. Преуменьшение реальных потерь. Квоты для беженцев из Аргентины были невероятно малы, но и они оставались чисто символическими, ибо те, кто уже сгинул в тамошних тюрьмах, не могли попросить политического убежища. Людей беспричинно арестовывали, пытали и убивали. Для сравнения: в тот же самый период Германское государство предусматривало десять тысяч мест в год для беженцев из Вьетнама. И в этом просматривается логика. Беженцы из Вьетнама считались жертвами коммунизма. Впрочем, это к слову, просто чтобы вы лучше представляли себе общую картину.

Он замолчал и, как ей показалось, стал вспоминать, для чего, собственно, пригласил ее.

— Как вы считаете, ваш отец согласился бы дать показания?

— О чем?

— О том, как его допрашивали в Гандере. Мои американские коллеги очень заинтересовались возможностью получения такой информации.

Она думала недолго.

— Никогда в жизни. Он будет все отрицать.

Канненберг перешел к следующему вопросу.

— Мне хотелось бы еще раз вернуться к госпоже Альсина.

Джульетта молча кивнула, но тут же перебила его:

— Эти ваши расследования, иски столько лет спустя… Для чего они?

— Мы добиваемся, чтобы хотя бы в отдельных случаях были возбуждены дела об убийстве. Что давно уже сделано в других странах. В Швеции, Испании, Франции. Только в отношении жертв аргентинской диктатуры мы бессильны. Преступники защищены законом об амнистии. А вот преступления в отношении граждан Германии срока давности не имеют. И такой процесс мог бы косвенно помочь аргентинским жертвам. К тому же была бы наконец восстановлена справедливость хотя бы по отношению к германским гражданам. Создан прецедент на будущее. Бандитских государств, с которыми Германия поддерживает экономические отношения, в последние годы меньше не стало.

Она хотела продолжить расспросы, но Канненберг вернулся к матери Дамиана. Поначалу Джульетта не понимала, чем вызван его интерес.

— Я все думаю, как же госпожа Альсина вас нашла, — сказал он.

— Через Ортмана. Он позвонил ей после встречи со мной.

— В высшей степени маловероятно.

— Но она сама так мне сказала!

— Правда?

Джульетта задумалась. Она не могла вспомнить в точности, как все было на самом деле. Очень уж странной была их встреча в гостинице.

— Думаю, да…

— Ну и зачем бы ему это делать?

— Ну… не знаю.

— Вот именно. У него не было ни одной причины так поступить. У Ортмана, который прекрасно знает, кто такой Фернандо Альсина. Вам не показалось, что он скорее предостерегал вас от встречи с ними?

Ортман вообще показался ей очень странным человеком. Она не поняла, что он хотел сообщить.

— Может быть. К чему вы клоните?

— Госпожа Альсина разыскала вас в гостинице. Но возникает вопрос, откуда она вообще узнала, что вы в БуэносАйресе. По-моему, Ортман исключается. Откуда же она могла это узнать?

Джульетту охватило какое-то неприятное чувство. Сколько еще разветвлений у этой истории?

— Чего она хотела от вас? — спросил адвокат.

— Разыскивала Дамиана.

— Вы не припомните, говорила ли она что-нибудь еще?

— Нет… То есть погодите-ка… Кое-что припоминаю. Мой отец связывался из Берлина с Альсина. Может быть, он… Нет, не может быть.

— Чего не может быть?

— Ну, мои родители ведь не знали, в какой гостинице я остановилась.

— Вам известно, когда именно ваш отец позвонил Альсина?

— Да. В субботу, после того как я улетела. Двадцать шестого ноября я вылетела в Цюрих. В пятницу. А в субботу — из Цюриха в Буэнос-Айрес.

— И когда вы туда прилетели?

— Утром в воскресенье, двадцать восьмого. Канненберг пометил себе эту дату в блокноте и только потом задал следующий вопрос:

— У вас не сложилось впечатления, что за вами там следят?

— Как… Как вы догадались?

— Значит, так и было?

Она вспомнила о странных встречах с одним и тем же человеком. В аэропорту. В кафе «Идеал»… Даже там, в верхней части города, неподалеку от ЭСМА.

— Думаю, да. Но откуда вы знаете?

— Наверняка я ничего не знаю. Пока не знаю, госпожа Баттин. Просто пытаюсь при помощи логики восстановить события. Кто следил за вами?

— Мужчина.

— Всегда один и тот же?