Действия Дамиана… Они ничуть не менее загадочны, чем его танго. Хотя танго теперь были ей понятны. Она поставила запись последнего представления в Берлине.
Ты увидишь в 3001 году,
Я приду к тебе снова, с парнями и девушками,
Которых не было никогда и не будет…
Какое название, кроме этого, мог он выбрать? Он танцевал свое второе рождение, одновременно разрушая маску, прикрывавшую его молчание многие годы: танго. Этот танец должен был стать последним в его жизни. Конец Дамиана Альсины. Только теперь она услышала отчаяние, прочно переплетенное с этим освобождением. Он, кого никогда не было и не будет. Джулиан Эчевери. Украденный ребенок, ее единокровный брат и ее любовник. Он прошел свой путь до конца. Нашел отца. И потерял ее. Разве он может теперь мстить или любить? Вот он стоит на сцене один и, высоко подняв руки, представляется ничего не понимающей публике. Джулиан Эчевери, которым он быть не мог. Дамиан Альсина, которым быть не хотел. В том танце он отрекался от проклятого мира.
28
Этот образ не покидал ее до премьеры.
Вернувшись с прогулки в театр за два часа до начала спектакля, Джульетта заметила у входа Лутца, который ее поджидал. Она обрадовалась, сердечно обняла его. Он настойчиво предложил проводить ее в гримерную, уверяя, что приносит счастье.
— С чего ты взял? — с улыбкой спросила она, ощутив вдруг первые признаки страха.
— Безошибочное чутье. Какой у тебя костюм?
— Экий ты любопытный! Так я тебе и сказала. Секрет.
Он внимательно, с ног до головы, оглядел танцора, встретившегося им в коридоре.
— Его костюм, кажется, интересует тебя не меньше, чем мой, не так ли? — насмешливо поинтересовалась она.
Он многозначительно поднял брови. Потом тепло поздоровался с двумя танцовщицами, которых, очевидно, хорошо знал. Джульетта оставила их втроем в коридоре, вошла в гримерную и повесила сумку на спинку стула перед своим столиком. За остальными пятью столиками пока никого не было. Вскоре, правда, вошла Энска: ни слова не говоря, положила сумку на свое место и вышла. Потом возле двери раздался голос Лутца.
— Может, выпьем кофе? — предложил он. — Ты пришла слишком рано.
Они пошли в буфет. Народу почти не было, и они устроились за столиком в стороне от других. Лутц не сводил с нее сияющих глаз.
— Почему ты так на меня смотришь? — с тревогой спросила она.
— Ну, это же здорово — то, что сегодня произойдет. Боже, Джульетта, твое первое соло! А что ты делаешь потом?
Вопрос ее озадачил. Потом? Понятия не имеет. Она пожала плечами, но выражение лица выдавало растерянность. Лутц дружески похлопал ее по плечу.
— Буду спать, — сказала она. — Полный покой.
— И никакой вечеринки?
— Вечеринка, конечно, будет. У Вивианы. Может, загляну ненадолго. Хочешь, пойдем вместе?
Он покачал головой.
— Нет. После спектакля я сразу домой. Жду старого друга.
Он не отрываясь смотрел на нее сияющими глазами, словно это ему предстояло сегодня вечером танцевать сольный номер. Две балерины вошли в буфет и приветственно махнули им рукой. Одна из них жестами показала, что через пятнадцать минут все участники спектакля должны быть в гримерной.
Джульетта нервничала все сильнее.
— Как ты борешься со сценической лихорадкой? — спросила она. — Перед выходом на сцену?
— Кричу, — ответил он.
— Каждый раз?
Он кивнул.
— За полчаса до выхода. Громко. Резко. И все опять приходит в норму.
Она посмотрела на свою чашку кофе и отодвинула ее. Лутц взял ее правую руку в свою и дружески пожал.
— Это тоже помогает, — сказал он. — Все будет великолепно, я точно знаю.
— Спасибо. — Ей были приятны его пожатие и слова. — Кстати, и за то, что на прошлой неделе ты съездил со мной.
— Нет проблем. Мне даже понравилось. Я всегда хотел побывать в Ростоке.
Она скорчила гримасу.
— Ты знаешь, что в тебе особенного? — спросил он. Джульетта покачала головой.
— Веки. Нижние. Они совершенно горизонтальны. А это, да будет тебе известно, встречается крайне редко. Ты выглядишь волшебно, Джульетта. Мне даже жаль немного, что ты женщина.
Она отняла руку, ощутив укол в сердце.
— Льстец!.. Но все равно здорово, что ты пришел, — тихо сказала она. — А то мне было так неуютно, так одиноко…
Он склонил голову набок и ободряюще посмотрел ей в глаза. Она не могла не улыбнуться.
— Скажи, как ты танцевал с Дамианом? Ты был влюблен в него?
— Разве что самую малость. Он не любил мужчин.
— Тебе его не хватает?
Лутц отвел глаза и ничего не ответил.
— Знаешь, о чем я часто думаю? — спросила она.
Он поднял голову и очень серьезно на нее посмотрел.
— Об этих матерях и бабушках, которые ищут детей и внуков. Ну, ты же был в Буэнос-Айресе? Видел их? Матери, которые кружат по площади вот уже больше двадцати лет. Знаешь, как их называют?
Он кивнул.
— Las locas.