– Он рассказывал, как у него выросла новая конечность, а через день пропала, – объяснил он. – Безволосый хвост торчал из середины его груди, весь покрытый миниатюрными органами наподобие опухолей, с тонкой кожистой оболочкой. Теперь божится, что ничего такого не говорил и ни слова не помнит.
Мы встретились с Мерчантом в небольшом кафе в дешевом районе, где он снимал квартиру.
– Как Тор? – был его первый вопрос.
– Я хочу поговорить с тобой о том, что случилось недавно, – перебил Джонас. – Помнишь, когда ты работал боль в нижней части брюшины? И вдруг на полдороге…
– Я знаю, о чем ты, – сказал Дэнни. – Но нет, я ничего не помню. Кроме того, что мне потом рассказали. Так что не знаю, что тебе сказать.
– Когда ты в последний раз говорил с Тор? – спросил я.
– Что? Да, наверное, еще на курсах, – ответил он. – Зато я много думаю о ней в последнее время. Не знаю почему, может быть, оттого, что о ней все сейчас болтают.
– Что? – спросил Джонас, а я тут же добавил:
– И кто именно?
– Да ты сам что-то о ней говорил, еще когда расспрашивал меня в самом начале, – сказал он Джонасу. – В общем, ничего особенного, просто я то и дело слышу от разных людей ее имя. Не знаю, когда это началось: до того, как я сделал то, что, как мне говорят, я сделал, или уже после.
Может быть, существуют вирусы, которые имеют обратную силу во времени. Но, в чем бы с ним ни было дело, его вирус затронул лишь слегка, не так конкретно, как Тор. Наверное, он и симптомы описывал не так четко и доходчиво, как она. И по сценарию говорил не так ясно. И все же готов поспорить, в какой-нибудь больнице уже есть пациент со странным наростом на груди – или между грудями. Возможно, он похож на большой кожный клапан.
Короче, если у Дэнни то же, что было у Тор, то слабее, не в такой форме. Но что-то у него явно есть. Тор была нулевым пациентом. С нее все началось. Прозрение оказалось заразным. Все больше и больше СП начинают ни с того ни с сего описывать симптомы невозможных заболеваний, которых еще вчера не было.
– Хватит на меня орать! – сказала Стейси, когда я наконец дозвонился до нее после того, как Тор не вернулась домой. – Я думала, она к тебе едет. Нет, я не знаю, где она сейчас, и если она не хочет тебе звонить, то это ее право. Серьезно, я не знаю, что там у вас с ней произошло, но только не надо делать из меня крайнюю, ладно? Никто ее за руки не хватал и насильно в машину не заталкивал, она сама села.
Машина черного цвета ждала ее возле дома. Ну, машина и машина, откуда Стейси знать, какая именно? Не лимузин точно, попроще. В ней сидели люди – трое, кажется, – не в костюмах, нет, скорее, в черных свитерах под горло. Ну, люди как люди, молодые вроде. Тор их, наверное, знала, потому что из окна гостиной Стейси видела, как сестра подошла к автомобилю, наклонилась к передней дверце, взглянула на клочок бумаги, который показал ей один пассажир, кивнула и вроде бы что-то ему сказала, а он записал это на том же листке. Тогда она помахала Стейси рукой и спокойно села в машину со всеми вещами.
Я попросил Стейси описать мне одежду, которая была тогда на Тор, и узнал все до последней тряпочки – вещи были старые, она давно их носила, – и все же не смог представить, как Тор выглядела: оказалось, мне мало знать, во что она была одета, я должен увидеть ее, чтобы понять, чьи это вещи. Я не знаю, кем она была в той одежде и от какой болезни страдала, когда ее посадили в машину и куда-то повезли.
Я поехал к Стейси, и мы здорово поругались. Потом, правда, помирились, ведь Тор так и не вернулась, а Тор – ее сестра, Стейси любит ее почти больше всех на свете и хочет, чтобы она вернулась, а от копов нет никакого толку.
На этой конференции я зарегистрирован под вымышленным именем. Мы приняли такое решение потому, что я, кажется, послал в АСП слишком много писем, причем чересчур нервозных, чтобы заявиться к ним под своим именем.
Дома, в Тримонте, установили контроль за распространением заболевания. Я стараюсь не вникать в это дело. Но говорят, что случаи затвердения кожи еще бывают.
Через пять недель после того, как исчезла Тор, я проснулся ночью, меня тошнило так, что я едва успел добежать до туалета. Даже не глядя, я чувствовал, что пища, которая вылетает у меня изо рта, это не то, что я ел в последнее время.
Блевотина плавала в унитазе. Похоже, торт с чьего-то дня рождения. Детского.
Да, я испугался, но в больницу не пошел – никогда ведь не знаешь, чем это кончится. Кто тебя увезет и куда.
Брэндон умер.
– Нам так грустно, – сказал Джонас. – Такой был славный чувак. Мы на нем столько всего опробовали, и кое-что, кажется, даже помогало. Богом клянусь, мы уже начинали помаленьку в этой ерунде разбираться. Ну то есть мы, конечно, еще ничего толком не поняли, но некоторых уже почти вылечили.
Для лечения нужно прозрение, а оно не зависит от понимания.