Три мушкетера

Фельтон покраснел; при всяких других обстоятельствах он сделал бы солдату строгое внушение за то, что тот позволил себе подобную шутку, но совесть говорила в нём слишком громко, чтобы уста осмелились что-нибудь вымолвить.

- Если я позову, - сказал он, - войди. Точно так же, если кто-нибудь придёт, позови меня.

- Слушаю, господин лейтенант, - ответил солдат.

Фельтон вошёл к миледи. Миледи встала.

- Это вы! - сказала она.

- Я вам обещал прийти и пришёл.

- Вы мне обещали ещё и другое.

- Что же? Боже мой! - проговорил молодой человек, и, несмотря на всё умение владеть собой, у него задрожали колени и на лбу выступил пот.

- Вы обещали принести нож и оставить его мне после нашего разговора.

- Не говорите об этом, сударыня! Нет такого положения, как бы ужасно оно ни было, которое давало бы право божьему созданию лишать себя жизни. Я подумал и пришёл к заключению, что ни в коем случае не должен принимать на свою душу такой грех.

- Ах, вы подумали! - сказала пленница, с презрительной улыбкой садясь в кресло. - И я тоже подумала и тоже пришла к заключению.

- К какому?

- Что мне нечего сказать человеку, который не держит слова.

- О боже мой! - прошептал Фельтон.

- Вы можете удалиться, я ничего не скажу.

- Вот нож! - проговорил Фельтон, вынимая из кармана оружие, которое, согласно своему обещанию, он принёс, но не решался передать пленнице.

- Дайте мне взглянуть на него.

- Зачем?

- Клянусь честью, я его отдам сейчас же! Вы положите его на этот стол и станете между ним и мною.

Фельтон подал оружие миледи; она внимательно осмотрела лезвие и попробовала остриё на кончике пальца.

- Хорошо, - сказала она, возвращая нож молодому офицеру, - этот из отменной твёрдой стали… Вы верный друг, Фельтон.

Фельтон взял нож и, как было условлено, положил его на стол.

Миледи проследила за Фельтоном взглядом и удовлетворённо кивнула головой.

- Теперь, - сказала она, - выслушайте меня.

Это приглашение было излишне: молодой офицер стоял перед ней и жадно ждал её слов.

- Фельтон… - начала миледи торжественно и меланхолично. - Фельтон, представьте себе, что ваша сестра, дочь вашего отца, сказала вам: когда я была ещё молода и, к несчастью, слишком красива, меня завлекли в западню, но я устояла… Против меня умножили козни и насилия - я устояла. Стали глумиться над верой, которую я исповедую, над богом, которому я поклоняюсь, - потому что я призывала на помощь бога и эту мою веру, - но и тут я устояла. Тогда стали осыпать меня оскорблениями и, так как не могли погубить мою душу, захотели навсегда осквернить моё тело. Наконец…

Миледи остановилась, и горькая улыбка мелькнула на её губах.

- Наконец, - повторил за ней Фельтон, - что же сделали наконец?

- Наконец, однажды вечером, решили сломить моё упорство, победить которое всё не удавалось… итак, однажды вечером мне в воду примешали сильное усыпляющее средство. Едва окончила я свой ужин, как почувствовала, что мало-помалу впадаю в какое-то странное оцепенение. Хотя я ничего не подозревала, смутный страх овладел мною, и я старалась побороть сон. Я встала, хотела кинуться к окну, позвать на помощь, но ноги отказались мне повиноваться. Мне показалось, что потолок опускается на мою голову и давит меня своей тяжестью. Я протянула руки, пыталась заговорить, но произносила что-то нечленораздельное. Непреодолимое оцепенение овладевало мною, я ухватилась за кресло, чувствуя, что сейчас упаду, но вскоре эта опора стала недостаточной для моих обессилевших рук - я упала на одно колено, потом на оба. Хотела молиться - язык онемел. Господь, без сомнения, не видел и не слышал меня, и я свалилась на пол, одолеваемая сном, похожим на смерть.

Обо всём, что произошло во время этого сна, и о том, сколько времени он продолжался, я не сохранила никакого воспоминания. Помню только, что я проснулась, лёжа в постели в какой-то круглой комнате, роскошно убранной, в которую свет проникал через отверстие в потолке. К тому же в ней, казалось, не было ни одной двери. Можно было подумать, что это великолепная темница.

Я долго не в состоянии была понять, где я нахожусь, не могла отдать себе отчёт в тех подробностях, о которых только что рассказала вам: мой ум, казалось, безуспешно силился стряхнуть с себя тяжёлый мрак этого сна, который я не могла превозмочь. У меня было смутное ощущение езды в карете и какого-то страшного сновидения, отнявшего у меня все силы, но всё это представлялось мне так сбивчиво, так неясно, как будто все эти события происходили не со мной, а с кем-то другим и всё-таки, в силу причудливого раздвоения моего существа, вплетались в мою жизнь.