Три мушкетёра

Вся вереница событий, излагаемых в романе, развивается по воле основных героев. Оторванные от общественной борьбы той эпохи, исторические лица у Дюма лишены социально-типических качеств; совершенно не чувствуются стоящие за ними политические силы и социальные группы. Дюма переключает повествование в план интимной жизни героев, которые превращены в персонажей авантюрного романа.

Франция того времени выступает в романе как страна, в которой народ верен королю и королеве, а властелины отдают всё своё время и всю энергию галантным приключениям, даже если это связано с изменой государственным интересам; так, королева Анна Австрийская любит врага своей страны, герцога Бекингэма, и страсть эта находит самое идеальное освещение в романе.

Не такою была эпоха, изображаемая Дюма в «Трёх мушкетёрах», и совсем не такими, как у него, были её деятели.

Маркс говорит об ужасном деспотизме Ришелье, о беззаконии, нагло царившем во Франции XVII века.

Осада Ла-Рошели, изображённая в «Трёх мушкетёрах» в качестве эпизода из истории Франции, объясняется романистом как событие, вызванное ревностью всесильного кардинала. «Для Ришелье, — утверждает Дюма, — дело было не только в том, чтобы избавить Францию от врага, но также и в том, чтобы отомстить сопернику; к тому же это мщение обещало быть значительным и блестящим, вполне достойным человека, который в качестве шпаги располагал в этом поединке военными силами целого королевства. Ришелье знал, что, победив Англию, он тем самым победит Бекингэма, что, восторжествовав над Англией, он восторжествует над Бекингэмом и, наконец, что, унизив Англию в глазах Европы, он унизит Бекингэма в глазах королевы».

Так романист свёл к случайному эпизоду кровавые события долговременной осады крепости Ла-Рошель, польстив как представителю Франции, так и злейшему её врагу — герцогу Бекингэму, которого Маркс презрительно назвал «бездельником».

IV

Белинский назвал XIX век «по преимуществу историческим», имея в виду типичный для этого столетия широкий интерес к истории и отражение в его литературе исторических событий. Это определение вполне применимо к Фракции, где в первые же десятилетия XIX века начался расцвет исторической драмы и исторического романа.

Французские писатели внимательно изучали прошлое своей страны, воскрешая картины давних времён ради самых разнообразных целей.

Виньи в романе «Сен-Map» элегически оплакивал «благородство» и «красоту» феодально-аристократических форм быта, с горьким унынием глядя на зрелище современности, которая, по его мнению, была кладбищем всех его надежд.

Гюго в своих произведениях соединял животрепещущие вопросы современности с колоритными сценами из прошлых времён. Его исторические романы проникнуты чувством глубокого протеста против современных буржуазных общественных отношений. Он разоблачал эгоизм буржуазии и призывал её вместе с тем к состраданию, гуманности по отношению к обездоленному народу.

Мериме выступил с историческим романом («Хроника времён Карла IX»), задачей которого было убедить французскую читающую публику в том, что «хороших» эпох в истории никогда не бывало; и в старину низость одерживала победу над благородными мечтами, а в современной писателю действительности, как он изображает это, установилось господство буржуазной посредственности, которое почти совсем уничтожило надежды на какие-либо перемены в общественном строе.

Дюма сильно отличался от своих современников, создавших выдающиеся образцы французского исторического романа.

Он не стремился быть мыслителем и никогда не предпринимал попытки решить те или иные исторические проблемы — применительно ли к прошлому, применительно ли к современности. Несомненно, что многие французские романисты прошли школу Вальтера Скотта, пользовавшегося в XIX веке широким признанием в европейских странах. Дюма превосходно понимал метод творчества английского романиста, и первый его роман — «Изабелла Баварская» — написан под явным воздействием автора «Пуритан». В последующее время, когда был обретён опыт и умение, Дюма критически относится к художественным принципам Вальтера Скотта. «В самом деле, — говорит он, — следует ли начинать роман с интересного или начинать его со скучного, начинать с действия или начинать с приготовлений, говорить о персонажах после того, как их показываешь, или показывать их после того, как рассказал о них?» Дюма решительно утверждает первый метод, оказывает предпочтение стремительному действию, сразу же увлекающему читателя необычными приключениями, искусно сплетённой интригой, неожиданным поворотом сюжета.

Популярность романов Дюма, с их живописным изображением прошлого, пёстрой картины приключений и борьбы, объясняется тем, что они давали читателю отдых от скуки и пошлости буржуазной жизни. Они переносили его в мир ярких и действенных характеров, в мир бескорыстных страстей, храбрости и великодушия. Однако идейная ограниченность Дюма приводила к тому, что его романы не возбуждали активного протеста. Они звали к полному примирению с действительностью.