Три напрасных года

Гнилой Угол — это начало Великой Ханкайской Долины, той самой, где выращивают рис. Здесь очень мелко, и к берегу подойти, никакой возможности — осматривали его в ТЗК и бинокли. Безлюдно и на понтонах насосной станции, качавшей воду на рисовые поля. Это показалось подозрительным — мичман решил ошвартоваться и учинить досмотр плавающему сооружению. По его мнению, тут могли укрыться диверсанты, убившие солдата Новокачалинской заставы.

Боцман с отпорником встал у топовой стойки, замеряя глубину, командир на мостике за штурвалом. Самым малым ходом «Ярославец» подкрадывался к насосной станции. Приткнулись бортом. Летит приказ: «Осмотровой группе приготовиться. Высадиться».

В осмотровую группу входят боцман, радист и моторист, то есть я. Получили автоматы из пирамиды в каюте командира, натянули на береты каски. На левом боку — подсумок с магазинами, на правом — противогаз (так положено). Вступили на понтоны. Огромные стальные цилиндры держатся на плаву и держат на себе надстройки. Наша цель — их досмотреть. Гуськом — боцман впереди, потом Ваня, замыкаю я — идём по понтонам узкими трапами. Теслик останавливается:

— Мужики, если здесь кто-нибудь прячется — нас уложит одной очередью. Давайте разделимся. Ты, — он толкает Оленчука в плечо — дуй на правый край. Ты — мне приказывает — шуруй на левый. Я прямо пойду.

Иду по понтону, озираюсь и думаю — быть может, сейчас, через пару шагов напорюсь на смертельную засаду. Откуда паника? В руках у меня автомат, патрон в патроннике и предохранитель снят. Тут уж, брат бандит, кому больше повезёт — кто раньше на курок нажмёт, чья пуля полетит точнее.

Весь в напряжении, понтон за понтоном осматриваю свой край, сетуя, что на ногах гады, а не спортивные тапочки — гремят как подковы по булыжнику. Внимание — помещение! Мельком глянул в иллюминатор, чтобы не служить мишенью. Открыл дверь, выждал, сунул в проход дуло автомата. Хотел спросить: «Есть кто?», но почувствовал, что голос не слушается и наверняка сорвётся. Заглянул — моторное отделение насосной. По трапу в шесть балясин спустился вниз. Не торопясь осмотрел все углы, пытаясь обнаружить следы присутствия человека.

По понтону топот над головой. Боцман в дверях:

— Что у тебя?

— Всё в порядке. Насосная — хочу узнать, давно ли здесь люди были.

Боцман ушёл, а я ещё некоторое время бродил по моторному отделению, пытаясь понять его устройство и назначение оборудования.

Снова топот по понтону. Коля Сосненко с гаечными ключами.

— Что смотришь, собака, давай снимай.

— Что снимать?

— Ну, хотя бы трубки высокого давления.

Сам принялся скручивать форсунки.

— Пойду, оружие сдам, — буркнул я, так как не был горячим поклонником воровства.

Коля принёс форсунки и трубки, и пошёл ещё что-то скручивать, а я добровольно сел за чистку бывшего Никишкиного автомата и соврал старшине:

— Командир приколол.

Посчитал, что враньё меньший грех, чем воровство. Откуда это в людях — тащить всё, что плохо лежит? Они ведь ему и даром не нужны. Нет, конечно, подходят эти запчасти к нашему ходовому. Но ведь обходились без них, так зачем же грех на душу брать? А ещё годок — месяцы до приказа считает. Украл, должно быть, для того, чтобы сноровку не потерять — скоро на гражданку.

На ночь мы отошли — писатель-маринист сказал бы: мористее — подальше от берега на безопасную глубину. Встали на якорь, включили РЛС. Поскольку были не на границе, и от командира не было указаний, Сосненко завалился спать. Значит, мне предстояло бдеть всю ночь. Цилиндрик, глядя на моего старшину, зевнул и предложил:

— Побдишь?

Знал он, что с его «Донцом» управляться умею — сам учил. Только в последнее время он ко мне не обращался и не звал подменить. А виной тому был инцидент. Отвечая на моё горячее желание освоить его специальность, Цындраков охотно объяснял все особенности и нюансы локационной техники. И однажды, как бы, между прочим, попросил:

— Антоха, я вот тут с тобой вожусь — а не поможешь ли ты мне?

— Конечно, — отвечаю.

— Тогда сходи, помой гальюн.

Я бы пошёл и помыл — человек-то действительно мне не отказывает. Но боцман присутствовал при разговоре. Он поднялся во весь свой богатырский рост перед коротышкой Цындраковым:

— Пока я боцман на катере, каждый будет заниматься уборкой в предписанном ему боевым номером месте. Ясно?