Три недели другой жизни (СИ)

— У меня ведь тоже есть секрет. Знаешь его? — пытливо посмотрел он на собеседницу. — По глазам вижу, что знаешь! — констатировал он, как-то неопределяемо улыбнувшись.

— Да, я видела тебя один раз…с твоим… другом, — замялась Аня, слегка покраснев.

— Осуждаешь? — прищурился он, посмотрев поверх кружки.

— Нет, — абсолютно спокойно ответила Аня, ответно посмотрев ему прямо в глаза.

— Верю, — улыбнулся Вадик.

Они еще немного помолчали. Каждый думал о своем…

— А ты? — неожиданно оторвал ее от раздумий голос Вадика.

— Что — я? — потеряла нить разговора Аня.

— Веришь мне?

— Кажется, да, — сказала Аня чистую правду.

— Тебе необходимо с кем-то поделиться, иначе ты просто слетишь с катушек! — как-то грустно сказал он, отведя глаза куда-то в сторону. — Можешь мне поверить на слово, очень плохо хранить все в себе — и молчать при этом. Я едва в психушку так не загремел!

Аня сидела и удивленно смотрела на Вадика во все глаза, не совсем понимая, к чему он клонит.

— Понимаешь, даже от самого себя секреты разрушают душу. Это как раздвоение личности: одно твое "я" знает и принимает какое-то чувство или секрет, а второе его отвергает. Ну или притворяется, что не знает о его существовании, — горько скривил губы он. — Признаться себе, что ты любишь кого-то, и признаться себе, что ты любишь не того — иногда не знаешь, что труднее. Вот ты ведь любишь, а признаться боишься, — по-доброму улыбнулся он.

— С чего ты взял? — постаралась отвертеться Аня.

— Ты так старательно избегала озвучивать моменты с этим мужчиной, что я сам все за тебя легко додумал! — хохотнул довольный ее невольным признанием Вадик. Если бы она сейчас просто промолчала, то он бы отстал, но она сама себя выдала. Тем, с каким жаром пыталась отнекиваться, тем, как отводила взгляд, когда он только намекал на что-то скрываемое ею… Ему прекрасно были знакомы ее чувства.

— Почему тебе признать то, что я не той ориентации, легче, чем признаться самой себе, что ты полюбила? — неожиданно спросил он.

— Твоя ориентация — это ведь твой выбор! — пожала она плечами.

— И что?

— Я его уважаю!

— Тогда почему ты не уважаешь свой выбор? — сопроводил он свой вопрос наклоном головы, с тоской посмотрев прямо Ане в глаза. — Начинай уже любить и уважать себя, детка! За тебя этого лучше никто не сделает!

— Скажешь тоже! — смущенно отвела глаза Аня. — Я достаточно люблю и уважаю себя!

— Твои слова лишь подтверждают обратное! — покачал головой Вадик. — Пойми, я тоже стеснялся себя, боялся, презирал. Никак не мог признаться себе, что полюбил своего лучшего друга — мы с первого класса за одной партой, представляешь?!. Все годы молчал о своих чувствах. А на его проводах в армию решился признаться…

— И что? — тихо спросила Аня, когда молчание затянулось.

— Он, оказывается, тоже испытывал ко мне чувства, — тяжело вздохнул он. — Мы переписывались все время, пока он был в армии, рассказывая, как ждем встречи — он служил далеко, на севере, туда не было возможности добраться. А меня по состоянию здоровья в армию не взяли. Оставался месяц до его дембеля… — Снова тяжелый вздох. — А потом пришло письмо. Родителям. Так мол и так — упал под лед, скончался от обморожения… — Вадик отвернулся. Помолчав несколько мгновений, он все же нашел в себе силы завершить рассказ. — Знаешь, как я себя ненавидел? И его? И всех вокруг?.. Себя — что так поздно признался. Его — что так неосторожно и глупо повел себя. Но больше всего — наше общество, которое прививает эти дедовские взгляды, которые так долго выкручивали конечности. Сколько лет я твердил себе, что я неправильный, что какое-то отродье, бракованный. Я не любил себя. Ни капли. Я себя презирал! Мне было противно смотреть в зеркало! А после смерти Женьки я чуть не покончил с собой. Спасибо родителям — они меня поддержали. И в конце концов приняли таким, какой я есть. Меня учили любить себя, понимаешь? Чтобы я смог жить!

Вздохнув, он одним большим глотком допил свой остывший кофе.

— Я не пожаловаться вообще-то собирался, а объяснить тебе, как важно вовремя себе признаться в своих чувствах и сделать хоть что-то хорошее — для себя. Потом может быть поздно. Если ты любишь, скажи об этом! Если ты ему безразлична, то не стоит он твоих страданий. Поверь, переболит. А если взаимная любовь? Представь, сколько времени вы можете потерять в молчании?! Я научился ценить минуты с любимым. И от всей души желаю тебе того же! Ты ведь давно у нас, Ань, и я помню, какая ты пришла к нам работать: живая, радостная, энергичная. И помню, как тебя сломали. То есть пытались — не вышло! Ты хотя бы представляешь, какая ты сильная?! Получить удар поддых — и остаться на ногах. Шатаясь, но устоять?! Это стОит большого уважения. А сегодня я в твоих глазах — впервые за долгие месяцы — увидел интерес. Интерес к жизни. Очень отдаленно, но ты начинаешь напоминать ту Аню, которая к нам пришла работать когда-то! — улыбнулся он. — Я не знаю, будет ли иметь толк наш разговор, но прошу тебя, подумай хорошенько, прежде чем вешать на сердце амбарный замОк! — закончил он, легко встал и пошел рассчитываться.