Три нити

Отчего-то мне стало страшно. Туман с озера быстро прибывал, затапливая все вокруг. Гривы зрителей, островерхие шапки музыкантов и даже макушки чортенов скрылись под его волнами; я видел перед собой только дрожащие, смутные тени – так, должно быть, выглядели стаи голодных духов, под Новый год побирающиеся у порогов жилищ. Не стало ни площади, ни города вокруг; и когда во всем мире осталось только белое марево от земли до неба, на возвышении внутреннего круга появились восемь черных мужчин. Я сразу догадался, что это почжуты, товарищи Железного господина и самые могущественные шены Перстня. Даже в нашей далекой горной долине знали их имена: грозный Чеу Чомкар, милосердный Чеу Ньяше, мудрый Чеу Ленца, зоркий Чеу Окар, справедливый Чеу Мучам, карающий Чеу Мелкек, связывающий обетом Чеу Янкье и Чеу Луньен, искусный в чарах. На их мордах не было масок; это были не дре с оскаленными клыками и не дикие звери, а обычные старики со свисающими брылями, седеющей шерстью и глубокими складками у переносицы, – но отчего-то я боялся поднять на них глаза. Вместо этого я принялся рассматривать их наряды: простые черные чуба, ничем не отличающееся от одежды других шенпо; только на груди, будто солнце среди лучей, висела на цепях пластина с изображением скорпиона, пожирающего двух царей духов, – знак власти Железного господина над старыми лха и дре. Почжуты несли с собою глиняные чаши, наполненные тлеющими углями; их бока должны были быть очень горячими, но колдуны даже не морщились. Обмакивая в посудины кисточки из красной шерсти, они кропили воздух искрами, очищая пространство внутреннего круга огнем. Достигнув края площадки, шены сели, скрестив лапы, расположившись точно по четырем основным и четырем промежуточным направлениям.

Тогда под мерные удары барабанов во внешний круг поднялись две женщины в масках снежного льва и водного чудовища. Это были дакини, верные спутницы Палден Лхамо, Симхамукха и Макаравактра. Загребая сапогами клубы пара, приседая и поводя растопыренными пальцами, они обошли весь круг, златовласая Симхамукха – по ходу солнца, а длинноносая Макаравактра – по ходу луны. К концу их медленного танца туман поднялся до самого неба; я уже не видел ни спин сидящих вокруг, ни даже нависшей надо мной морды дяди, но странным образом все, что происходило во внутреннем круге, оставалось ясно различимым и даже как будто увеличилось в размерах. Скелеты, покачивавшиеся на одной лапе, упершись полосатыми палками в спины линга, стали размером с дом; чаши с потрескивающими углями, над которыми склонились почжуты, разгорелись адскими жаровнями; лапы дакини, сложенные в жесте подчинения духов, казались широкими, как крылья орла-гаруды.

Вдруг что-то вспыхнуло во влажной мгле – какой-то далекий огонек – и поплыло к площади, разгораясь все ярче и ярче. Вот уже совсем близко загрохотали, зацокали копыта, и прямо перед охнувшей толпою выскочил невиданный зверь! На первый взгляд он походил на безрогого оленя, но был куда выше, с крепкими ногами и мощной шеей, волнистой гривой до земли и хвостом, похожим на связку пышных хатагов. На крутом бедре был выведен киноварью широко распахнутый глаз; к попоне был прилажен туго набитый кожаный мешок; пара черно-белых игральных костей и клубок пестрых ниток подскакивали на гладком боку. Это существо было в высшей степени чудесным… Но мало кто смотрел на него; все взгляды обратились к наезднице.

Если бы я не знал, что мы ожидаем богов, если бы молчали все трубы и гонги и исчезли бормочущие молитвы шенпо, я бы все равно узнал Палден Лхамо.

Богиня сияла так страшно, что казалась сплошным столпом пламени. На глаза навернулись слезы, и только сквозь их пелену я смог различить очертания ее тела. Палден Лхамо была огромного роста, раза в два или в три выше дакини. Ее непомерно длинные пальцы сжимали трамбам – деревянную булаву с колдовскими насечками, без промаха поражающую врагов; за извивающийся пояс из живых змей была заткнута стопка таблиц с проклятиями. Вдоль щек богини спускались драгоценные змеи – подвески, но само лицо я увидеть не мог – оно горело слишком ярко.

Две расторопных шенмо подбежали к вахане богини. Одна подхватила фыркающего зверя под уздцы, другая подняла над спешившейся Палден Лхамо зонт из перьев белого павлина. Невидимые музыканты встряхнули связками серебряных колокольчиков; те едва отозвались – должно быть, от рассеянной в воздухе влаги язычки прилипали к стенкам. Под мерное глухое бряцание богиня поднялась во внутренний круг. В ее следах, как дождевая вода, собирался текучий огонь.

Наконец дождавшись свою госпожу, Симхамукха и Макаравактра встали за ее спиною: львица за правым плечом, чешуйчатое чудище – за левым. В сопровождении дакини Палден Лхамо подошла к трем линга; от страха те скрючились, будто трава в засушливый год, и спрятали морды между связанных лап. Богиня медленно повела плечами. Ее дубина указала на запад, откуда тянуло горьким чадом кузниц и мест кремации; согнутый в грозном жесте крюка указательный палец ткнул прямо в пленников.