Много лет спустя, когда Озирис состарился, из скакового жеребца превратившись в племенного производителя, и Лео основал свой клуб… о, тогда вспоминать, с чего все началось, доставляло Джулиану немалое наслаждение. Ведь теперь он стал одним из этих десяти — не нищим мальчишкой, а равным среди равных.
— Шантаж… — Эшворт неодобрительно присвистнул. — И ты подозреваешь, что кто-то из них узнал тебя?
— Уверен в этом, — кивнул Джулиан.
— Я одного не понимаю. — Эшворт почесал в затылке. — В конце концов, речь идет об одной-единственной скачке. К тому же это было давно. С чего бы они вдруг так перепугались? Неужели они до такой степени боятся огласки, что готовы на все, чтобы заткнуть тебе рот? Как-то сомнительно…
— Все не так просто, — покачал головой герцог. — На скачках часто выигрывают состояния. Впрочем, и проигрывают тоже. Кому-то, возможно, тот проигрыш сломал жизнь. Выплыви эта тайна на свет, и им конец. Думаю, не один Жокей-клуб выдвинул бы против них обвинение, но и семьи тех, кого они тогда разорили. Их перестали бы принимать в обществе.
— Выходит, они пошли на убийство только ради того, чтобы их репутация осталась незапятнанной? — Эшворт передернул плечами. — Хотя, бывало, что убивали и за меньшее.
— Думаю, за этим стоит что-то еще, — вмешался Джулиан. — Помните, я рассказывал вам о кофейне, где мне и удалось подслушать их разговор? Так вот, джентльмены встречались там, чтобы обсуждать свои тайные делишки. О, стены той кофейни слышали много секретов — политических, семейных, деловых и уж тем более любовных. Если кто-то узнал меня, возможно, он решил, что мне известно все. А если и не все, то многое. Поэтому я до сих пор не знаю, кто за мной охотится. Сказать это могут только Стоун и Маклеод.
— Но это только, если Стоун и Маклеод и есть те, кого мы ищем. Может, подождем с выводами до тех пор, пока Фарадей это не подтвердит?
Джулиан, зарядив пистолет, осмотрелся по сторонам.
— Нет, Фарадею об этом ни слова. Я до сих пор не уверен, можем ли мы ему доверять.
Глава 23
— Сегодня победа точно будет за мной! — торжественно объявила Клодия.
— Возможно, — пробормотал ее собеседник, не поднимая глаз от доски для игры в триктрак. — Вы и впрямь стали играть получше.
— Получше? — возмутилась она. — Да вчера я чуть было не выиграла!
По губам ее собеседника скользнула усмешка.
— Вам известна разница между словами «чуть было не выиграла» и «проиграла», дорогая?
Клодия покачала головой.
— Так вот, ее просто не существует.
— Крошечная, но есть. — Клодия надула губы. — Ладно, бросайте кости.
Питер Фарадей нравился Клодии. Даже очень нравился. Она и сама не заметила, как стала считать его кем-то вроде члена семьи. Эмилии и Спенсера с их бурной светской жизнью часто не было дома, а вернувшись, супруги обычно предпочитали общество друг друга. И вот теперь у нее наконец-то появился собеседник и товарищ по играм — то, что он калека, не смущало. Скорее наоборот. Ведь Питер Фарадей, лишившись возможности передвигаться самостоятельно, был вынужден коротать время в четырех стенах. Они подолгу бывали вместе — играли в карты, в триктрак, а когда надоедало играть, Питер Фарадей брал газету и читал ей вслух, пока Клодия шила приданое для младенца или просто сидела, давая отдых глазам. Клодию не слишком интересовало, что пишут газеты, но ей очень нравились остроумные и едкие замечания, которые то и дело отпускал ее собеседник.
Ей нравилось его слушать. У Питера Фарадея был приятный голос — низкий, звучный, с богатыми модуляциями. К тому же он был весьма недурен собой, думала Клодия — немного похож на мистера Беллами, не такой шикарный, зато более утонченный. Весьма остроумный, но не злоязычный. Словом, настоящий джентльмен.
Он расспрашивал Клодию о самых разных вещах — начиная с ее детства, до того, как протекает беременность. Нет, Клодии, конечно, и раньше, случалось, задавали вопросы, просто она только теперь поняла, как приятно, когда твой собеседник не только терпеливо, но и с интересом слушает тебя. Она простодушно рассказывала об Эмилии и Спенсере, а также то немногое, что помнила о своих рано умерших родителях. Она даже осмелилась поведать о глупом романе с этим негодяем, своим учителем, и была приятно удивлена, что мистер Фарадей воспринял это не только без осуждения, но с искренним пониманием и сочувствием. Клодия была уверена, что Питеру Фарадею можно рассказать все.
Иначе говоря, они неплохо поладили.
Клодия встряхнула коробочку с костями.
— Не хотите ли на мне жениться? — вдруг выпалила она.
За ту неделю, что Питер провел в Морлавд-Хаусе, это был первый случай, когда он потерял дар речи.
— Прошу прощения?.. — наконец проблеял он.
— Вы не поняли? Странно, по-моему, я выразилась на редкость откровенно. Так вот, я спросила, не хотите ли вы жениться на мне?
По лицу Питера было ясно, что он в растерянности. Клодия не торопила его. Взяв бокал с лимонадом, она невозмутимо сделала глоток и терпеливо ждала, что он скажет.
Убедившись, что сконфуженный Питер по-прежнему молчит, Клодия решила успокоить беднягу.