Прошлой ночью, когда пришло первое сообщение от Евы, Конор мгновенно проснулся. Он вышел из спальни, не желая беспокоить Беатрис. В сообщении не было ничего странного, кроме времени его отправки – 03:57.
«Привет»
Конор подождал: вдруг это ошибка? Потом появилось следующее сообщение.
«Нас Овбели вкруг пальца».
«Ты в порядке?»
«Прваила придумали для дурков».
«Что случилось?»
«Я папилась».
«Где ты?»
«В Маллингаре. ха».
«Шэй с тобой?»
Он спустился на кухню, пользуясь фонариком телефона. Налил стакан воды, не отрывая взгляда от экрана.
«Я сбеажал».
«сбежала»
Он набрал ей. Телефон звонил дольше, чем должен. Затем он услышал ее голос. Плач.
– Где ты? – спросил он.
– В отеле. В Маллингаре. Они так и не прекратили.
– Ты в безопасности?
– Прости, Конор. – Она снова плакала. – Мне очень жаль. Я не знала…
– Ева. Что происходит? О чем тебе жаль?
– Я скажу тебе кое-что, и это все изменит. Ладно?
Конор почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Он сел на диван. Босые ноги заледенели, и он не чувствовал под собой мягкий ковер. Этот звонок, это время, ее состояние – ничего хорошего из этого не выйдет. Не разумнее ли оставить это до завтра, когда она протрезвеет и передумает, смириться с тем, что он не узнает, что она собиралась сказать? Или выслушать ее сейчас будет взрослым поступком? Услышать, как она ему все выскажет. То, что ей нужно сказать. Все те вещи, которые нарушают покой, которые истощают.
– Я люблю тебя, помни это, – сказала Ева.
Конор вздохнул. Это он уже знал, и это его не пугало. Любовь Евы была полна потенциала. Тем, к чему он мог устремиться, как, например, к мечте всей его жизни – волонтерству в странах третьего мира или к тому, чтобы научиться ходить под парусом. Совершенно непрактично, но игнорировать неразумно.
– Все в порядке, мы можем поговорить об этом утром. Думаю, тебе стоит попить воды и пойти спать. Я хочу, чтобы ты позаботилась о себе. Хорошо?
Запела птица, предвещая появление солнца, которое еще не показалось на бледном небе.
– Фиа видел, как они целовались.
Рука Конора опустилась, телефон упал на диван. Он знал, что это правда.
Конор объезжал островок зелени перед домом своего детства. Вывеска «Продается» исчезла. Лужайка перед домом заросла одуванчиками. На подъездной дорожке были сложены куски белой фанеры разных размеров. Кухонные шкафчики его матери. Ее пластиковая столешница, которую столько раз оттирали дочиста, лежала на траве и ждала, чтобы ее выбросили.
Конор однажды стоял у этой столешницы и спрашивал мать, почему она плачет, а она отвечала, что не плачет: он чувствовал себя таким беспомощным – он знал, что что-то не так, но ему отказали в объяснении. Он не мог спросить у Фиа о том, что тот увидел между Фрэнком и Беатрис. Не мог дать ему понять, что что-то не так, потому что не мог объяснить это. Он отвезет Фиа в школу и поедет на работу. Сделает все возможное, чтобы придерживаться графика приема. На обед съест ролл с беконом, выпьет американо и займется созданием веб-сайта для клиники. Так он и продержится.
Конор выезжал задним ходом со школьной парковки, когда в зеркале заднего вида появился Фрэнк, несущийся на велосипеде. Без шлема. Длинное черное пальто развевается. Конор развернул машину и последовал за ним на главную дорогу. Фрэнк встал на педалях, чтобы набрать скорость. Конор ускорился. Фрэнк оглянулся через плечо и увидел его.
Фрэнк кубарем взлетает в воздух.
Фрэнк лежит на столе морга с пробитым черепом, с освежеванными конечностями.
В двух дюймах от заднего колеса Фрэнка Конор резко свернул вправо и обогнал его: порыв воздуха заставил Фрэнка потерять равновесие. В зеркало заднего вида Конор наблюдал, как велосипед бесконтрольно завилял, прежде чем сбросить Фрэнка в канаву. Он остановился и подождал, пока Фрэнк, шатаясь, не выпрямился. Затем он уехал.
Конор диагностировал восьмилетнему ребенку тонзиллит, выслушал кашель сорокатрехлетнего курильщика, взял у него кровь, подписал больничный лист для работника колл-центра, не задавая вопросов, взял биопсию родинки, пересмотрел антидепрессанты, назначенные пациентке. Заполнял формы, делал записи, выписывал рецепты, давал направления. Посочувствовал медсестре клиники по поводу ее больного раком кота. Конор ненавидел кошек, но не собирался говорить ей об этом. Во время ланча его не заинтересовал ролл с беконом, он мог только следить за временем. Он не мог объяснить никому, и даже самому себе, что с ним происходит. Это смятение также означало, что он не мог представить, что скажет или сделает, когда вернется домой к жене, ребенку, отцу. Он затаил дыхание. На внутренней стороне локтя появилась зудящая сыпь, бугристая и красная. Конор безрассудно расчесывал ее, наслаждаясь облегчением от зуда и последующим жжением. Он диагностировал себе стрессовые высыпания.