Три песеты прошлого

И, не без труда подняв с пола одну из тех двух огромных витых и сверкающих труб, влез в нее, как улитка в раковину, и сел на стул. Поначалу дом задрожал, хотя звук был не такой уж сильный. Как будто в воздухе загудел гигантский шмель. Ноты сменяли друг друга, одна другой ниже, дядя Ригоберто побагровел, и казалось, вот-вот лопнет с натуги, взял кварту, квинту, сексту — ну хватит, не то он испустит дух, хватит, не то я сам задохнусь. Но тут дядя Ригоберто сделал паузу, набрал побольше воздуха, и труба закончила свое соло громоподобной контроктавой, которая потрясает, заполняет тебя всего, и под конец ее уже не слышишь. И Висентин понял, что труба умолкла, лишь тогда, когда, потрясенный, мягко опустился на пол. Словно во сне видел он, как дядя Ригоберто выбирается из хитросплетения медных завитков, ставит трубу на пол, в последний раз прикладывается к стеклянному кувшину, истово крестится, обратившись к святому, и поспешно выходит из комнаты.