Три плюс одна

Вновь тьма, вновь шаги в никуда и мутные размытые силуэты деревьев, казавшиеся краем земли, за которым — абсолютное ничто, вакуум, бездонный космос, куда можно падать бесконечно. Перед глазами мелькали девичьи ноги и не ноги, рука держала руку, а щеки жгло сиротливой прохладой обиды на то, что все нежданно хорошее всегда столь же нежданно кончается. Нахлынуло опустошение, сравнимое разве что с вечером после сдачи экзамена, к которому готовился много дней. Сегодняшний экзамен прекратился, едва начавшись. Наверное, это лучшее из всего, что могло случиться плохого. Так считал разум. Инстинкты были не согласны. Сквозь сомкнутые верхушки деревьев просачивался молочный свет, делавший спутницу похожей на ожившего мертвеца… но какого же притягательного, черти ее подерите. На расстоянии вытянутой руки выпуклые голубоватые округлости при каждом шаге пережевывали пространство и прилипший к ним взгляд в труху, словно жернова, делавшие из чужих желаний муку, которой и кормились. Мысли сбивались в стайки и улетали в теплые края, где самба, мамба и прочая каррамба. «Жить нужно в кайф» — всплыл в пустом уме девиз чужой жизни. Нужно? Скажем так: можно. А то, что нужно, каждый определяет для себя сам.

Ник заговорил, когда отошли достаточно далеко.

— Я не понял: какого зайца?

— Присказка из телевизора, у Бизончика других шуток не бывает, — отмахнулась Фаня. Она вновь стала серьезной, а недавней искушающей горячки след простыл. — Теперь запоминай. Сейчас найдем нашу парочку, ты хватай Луизку и веди подальше, чтобы Толик это увидел и поверил, что вы далеко. — Сомнения Ника в выполнимости плана были столь очевидны, что Фаня прошипела: — Засунь свои комплексы в свой долбанный ананус и хоть в лепешку разбейся, а сделай. Если то, что тут творится, затянется, одними обидами не кончится, а нам только трагедий не хватало. Я знаю его и знаю ее, поэтому знаю, что говорю. Пару минут вешай Луизке любую лапшу, а затем приводи на место, где мы их слушали. Помнишь где это? Заблудиться невозможно, просто пройти вдоль скалы до острого угла. И ни за что не выдавай, что это моя затея, тогда она подумает, что разыгрывают, или просто не поверит.

— Что мы там должны делать? Имею в виду — у скалы.

— То же, что делали мы с тобой. — Фаня не удержалась и чуть презрительно хмыкнула. — Слушать, а потом смотреть! Повторяю — я знаю его и знаю ее. Твое дело привести Луизку куда сказано, и каждый из нас останется с тем, что ему дорого.

Фаня вновь стала продираться к месту, которое недавно покинули.

Ник ничего не понимал. Ясно одно: Фаня знает, что делать, и все берет на себя.

Ночной лес, дружелюбный и гостеприимный днем, сейчас навевал жуть. Колыхавшиеся тени пугали, молоденькие сосенки во мраке казались крестами на могилах, с небес к ним спускались ветки-руки, они же щупальца, они же лапы неведомых созданий, оживающих только ночью. В другое время, то есть в другой жизни, под которой теперь подразумевалось все, что произошло до вчера, Ник ни за что не пошел бы в лес ночью. Ночь как время действия была для него понятием отвлеченным, почти сакральным и предельно параллельным. Ночь предназначалась для сна добропорядочной части человечества и тайных делишек тех, кто в первую категорию не укладывался. Ночь как время человеческих игр олицетворяла грех и соблазн. Сейчас Ник очутился в эпицентре ночной жизни, и часть этой жизни отвращала, а другая вызывала жгучее любопытство естествоиспытателя, попавшего в чуждую, но очень интересную среду. Как у землянина на другой планете. Или наоборот — если инопланетянином считать его. Все зависело от точки зрения. То, что он ощутил с Фаней во время ее «отвлекающего маневра», как с ней же много лет назад, вновь вывернуло душу наизнанку и заставило сомневаться в истинности принципов, по которым жил до сих пор. Именно новые эмоции показались настоящей жизнью, и даже больше — ее смыслом. Может, окружающие правы, и все не так, как он думал, и на самом деле он — отъявленный ханжа, обвинявший других в том, что недоступно самому? Что-то вроде «зелен виноград» у Крылова и Лафонтена. Овидий сказал: «Целомудренна та, которую никто не пожелал». Прав ли Овидий? Говорят, его сослали из Рима за несоответствие воспеваемых идеалов любви официальной политике. Вроде бы, похвальное качество — противопоставлять ростки будущего косности замшелой системы… но кто знает, какие в те времена были нравы и какая политика? Не отправил бы Ник Овидия на виселицу вместо ссылки, если бы сам был тогдашним императором?

Хорошо, что мозги заняты, сейчас нет ничего лучше, чем отвлечься. Иначе приходится видеть и чувствовать. Абсолютно голая девушка тащила Ника за собой, он безропотно подчинялся, перед глазами ходили ходуном невероятные жернова, а их жующая ухмылка заставляла сердце гнать кровь не в привычное русло. Если существуют ангелы и демоны, то Фаня была сейчас ими обоими. Живая и мертвая вода в одном флаконе. Овеществленное сумасшествие.