Принцессе достаточно уметь хорошо танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, разбираться в искусстве, правильно подбирать наряды и уметь слушать, а вернее, слушаться, мужчин. Вот и весь список, который венчало главное слово в жизни любой принцессы «должна».
Я же с самого начала была той, которая игнорировала все «должна» и высмеивала все правила. От учителей музыки сбегала, арфу ненавидела и искренне мечтала порвать струны на лире. Во время пения я не пела, а просто орала во всю глотку как безумный тюлень, не следя за ритмом и в буквальном смысле плюя на ноты. Во время танцев старательно наступала своим партнерам на ноги с демонстративным намерением переломать им однажды все кости. На занятиях изобразительного искусства лепила я из глины всякое непотребство, благо дети в морском королевстве очень рано узнают о том, что предшествует появлению потомства. Когда мне давали в руки краски и кисточку, с благоговейными лицами подводя к холсту, я отбрасывала кисточку в сторону и, окуная пальцы в краску, вазюкала ими по полотну. А когда мне вручали нитки с иголками, сопровождая все это тонкими намеками на то, как хорошо было бы вручить моему будущему супругу вышитую лично мною рубашку, я делала только одно – заявляла, что будущий муженек либо пусть сам себе вышивает, либо пусть ходит голый. А потом с дикими воплями начинала преследовать того, кто мне преподносил все это швейное добро с желанием воткнуть иголку ему в мягкое место да поглубже. Когда гоняться за идейными врагами мне надоедало, а точнее, когда в мою часть дворцовых покоев вваливался разозленный отец, вызванный испуганной прислугой, я укладывалась прямо на пол и упорно лежала, ни с кем не разговаривая. Так я выражала свой протест. И никакие слова о том, что принцессы не должны валяться на полу, словно какой-нибудь ботинок, на меня не действовали. На меня вообще мало, что действовало. Отца я с самых пеленок не воспринимала как авторитет, учителей не слушалась, королевских советников закидывала тухлыми яйцами, которые специально для меня откладывал повар, а сановников доводила до нервного тика. Папа считал, что мне не хватает женского воспитания, потому как росла я без мамы, и именно в этом корень всех бед. Периодически роль заботливой мамочки пытались брать на себя бесконечно сменяющиеся отцовские любовницы, которые своей фальшивой заботой вызывали у меня затяжные приступы истерического смеха. К словам своих горничных я прислушивалась больше, чем к этим двуногим грелками папиной постели.
В какой-то момент отец, очевидно, сам устал от калейдоскопа женщин перед своими глазами. И когда мне было восемь женился на женщине, от которой у него к тому моменту уже было несколько дочерей младше меня по возрасту. После свадьбы он постарался сделать так, чтобы его очередная говорящая игрушка стала мне второй мамой, а их совместные дети были представлены двору как мои младшие сестры.
Не получилось.
У всех нас не получилось.
Сестер я неприкрыто избегала, к мачехе чувствовала отвращение и никак этого не скрывала, а отец, в конце концов, обрел чисто номинальный статус. Та семья, которую так пытался создать король, так и не получилась, развалившись еще при первой попытке склеить то, что склейке не подлежало.
Через некоторое время он развелся. А потому взял в жены другую мадам – такую же красивую, такую же глупую и такую же плодовитую. И с ней тоже развелся. А потом история повторилась снова. И снова. Их было так много, что я уже даже не вспомню имена всех отцовских жен. Кажется, я перестала запоминать на четвертой. А на седьмой прекратила даже отправлять свадебные поздравления, на которых настаивала бабушка, будучи очень доброй и очень вежливой женщиной.