Три поколения

Трактор местами пробуксовывал, натужно фыркал и, как старый мерин в гору, тянул агрегат по полосе на первой скорости. На его след неизвестно откуда тотчас же слетались синицы. Разные. И песочно-голубоватые, с черным подзобком и яично-желтые, как канарейки. Живым радужным шлейфом они перелетали вслед за агрегатом и что-то быстро склевывали со взрыхленной, жирной, угольно-черной земли.

Под шпорами высоких, облепленных грязью колес пролегали глубокие канавы. Женщины заботливо очищали зубья борон от полынной ветоши и колючих кустов прошлогоднего катуна, стаскивали все это в кучи, сжигали, а пепел разбрасывали по полосе. Наблюдая их работу, Андрей думал: «Какие люди! Какие замечательные люди! И это из самого отстающего колхоза! Да ведь с такими людьми, при умелой обработке наших земель, — весь земной шар хлебом засыпать можно!..»

Андрей заспешил к стогектарке пшеницы, посеянной «в первую горсть», как говорили деды. Земля, пробитая ростками, изумрудно зеленела под солнцем. Не отрываясь смотрел он на эти первые долгожданные всходы. Зоркий его глаз все дальше и дальше охватывал низкие еще, но уже победно торчащие ростки над черными полями, и молодому агроному, нетерпеливо дожидавшемуся «своих первых всходов», казалось, что они веселым зеленым пожаром все шире и шире разливаются по родной его земле. Что безбрежный их разлив, убежавший к самому горизонту, заполнив собою все на земле, ликующим зеленым флагом уже поднялся в небо, трепещет над раскинувшимися в степи деревнями, вселяет в сердца людей радостные надежды.

Андрей чувствовал себя еще не совсем хорошо: быстро утомлялся. Страдал от головных болей и отсутствия аппетита, но думал лишь о том, что мало успевает сделать. Сразу же после выхода из больницы он получил анонимное письмо, написанное печатными буквами:

«Убирайся из эмтээса, пока жив. Не послушашся — убем. А любовь твою Верку пропустим через очередь — так и знай».

Андрей с трудом дождался утра, заседлал коня и поехал в бригаду Фунтикова.

Никанор Фунтиков когда-то был примечательной фигурой районного масштаба. Малограмотный практик-водитель, выбившийся в трактористы и комбайнеры из прицепщиков, когда еще только создавались первые МТС, вышел в соревновании в передовики. Фамилия Фунтикова замелькала даже в краевой газете.

С того и пошло.

Ему и новая машина, и двойной комплект запасных частей, и удобные рельефы, и чистые массивы хлебов для уборки. У Фунтикова больше и вспахано и скошено. Никанором Фунтиковым козыряли в докладах. Отблеск его славы падал и на руководителей района и на дирекцию. О создании для Фунтикова лучших условий в соревновании заботились все, начиная от секретаря райкома и кончая кладовщиком МТС. При такой практике рвач, гоняющийся за длинным рублем, сходил за передовика. В сущности, это была порочная практика, плодившая зазнаек и лгунов, обманывающих народ, государство. И Фунтиков зазнался, обнаглел. Главный агроном Корнев первый подмочил его репутацию штрафом за бракодельство. Новый директор МТС Боголепов, еще раньше знавший плутоватого «рябого Никанора», окончательно нарушил его душевное равновесие.

Фунтиков, и без того приверженный к бутылке, стал все чаще и чаще появляться в «мокром виде». «У народа глаз зорок, а ум догадлив. И хотя горазды трутни на плутни, а разгадали, вот он и хлещет от злости…» — говорил о Фунтикове Шукайло.

Бригада — в бригадира: каждый думает, как бы побольше «зашибить», половчей обвести агронома и председателя колхоза. Боголепов ввел в бригаду Фунтикова несколько москвичей в надежде, что они оздоровят обстановку, но положение не изменилось.

Фунтиковцы, как и бригада Маши Филяновой, работали на полях колхоза-миллионера «Знамя коммунизма». Массивы девушек и фунтиковцев разделяла широко разлившаяся в половодье река. Ни у Веры Струговой, ни у взыскательного председателя колхоза Лойко заречные поля не под руками. Семена в отрезаемый половодьем полевой стан обычно забрасывались по дальнему объезду через мост. Редко кто заглядывал в эту бригаду, и Никанор Фунтиков чувствовал себя полным хозяином.

В горячку первых дней сева Вера, переправившись на рыбацкой лодчонке, побывала у Фунтикова, поругалась с ним, составила акт на плохое качество сева и больше туда не заглядывала: очень уж трудно было попасть в Заречье. Да и помнила она слова Боголепова: «Бригада Филяновой на виду у всей страны. За урожай на девичьих массивах ответ спросим с вас, Вера Александровна. Подведете, пеняйте на себя».

Лойко, готовый «вытрясти душу» из тракториста за каждый огрех, узнав от Струговой о неблагополучии на заречных массивах, рвал телефонные провода, грозился через все разливы добраться до «рябого пса» и успокоился лишь тогда, когда услышал, что в бригаду Фунтикова выехал главный агроном.

— Этот парень поставит ленивого храпоидола на место. Он его, рыжего лисовина, научит работать!