Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия

Господи, думала Тата, мне ее безумно жалко, но эту книгу сейчас никто издавать не будет. Любовь на стройках коммунизма, это сейчас никому не интересно. Но как объяснить это вдове, чтобы ее не обидеть?

Внезапно в комнату влетел маленький румяный толстячок с двумя охапками мимозы.

– Барышням привет! Это вам, Наташенька, а это вам, Риночка! Простите, мадам, не имею чести знать, – поклонился он Ольге Николаевне. – Девушки, уделите по веточке, чтобы никто не был в обиде! Не успев еще вручить букеты, он сделал из двух три. – Вот теперь все справедливо. С прошедшим вас праздником, прекраснейшая половина человечества. Как дела? Как жизнь? Уверен, что все у вас хорошо, а если еще не все, то наладится! Непременно наладится! Как наши дела, дражайшая Наталия Павловна?

– Что вы имеете в виду? – спросила Тата.

– Когда наша следующая нетленка выйдет в свет?

– Да не раньше конца месяца.

– Вот и славно, славно! Они ведь распродаются. И очень неплохо! – Толстячок потирал короткие ручки. – А вот и следующая поспела! – Он жестом фокусника вытащил из кейса рукопись в пластиковой папке. – Держите, Наташенька, и будьте снисходительны! Дискетка тоже там, в папочке. Вы как, мне ее обратно отдадите?

– Обязательно, только в следующий раз, а то у нас компьютер сегодня что-то забарахлил.

– Конечно, конечно! Ну все, я помчался, у меня еще миллион дел! А лучше бы миллион денег, не правда ли?

И он колобком выкатился за дверь.

– Боже, кто это? – ошеломленно спросила Ольга Николаевна.

– Ирина Бурова, – со смехом ответила Рина.

– Кто? – не поверила своим ушам интеллигентная дама.

– Ирина Бурова, знаете такую писательницу? – улыбнулась Тата.

– Нет, первый раз слышу… Но ведь это же… мужчина?

– Ну и что? Жорж Санд была женщиной. Подумаешь, большое дело. – Тата сняла с полки несколько ярких книжек в мягких обложках. – Вот видите – Ирина Бурова.

– Тата, вы меня дурачите, да? Некрасиво так обращаться с пожилым человеком.

– Да побойтесь Бога, Ольга Николаевна. Этот человек пишет под псевдонимом Ирина Бурова. Только и всего.

– Но зачем?

В ответ Тата пожала плечами.

Ольга Николаевна взяла в руки одну из книжек.

– Подождите, но тут ведь на обложке фотография! И это безусловно женщина!

– Ольга Николаевна, – чуть понизила голос Рина, – я вам объясню. Когда-то наше руководство навязало начинающей писательнице псевдоним Ирина Бурова. Она согласилась. Написала две-три детективные истории, которые неплохо пошли, а потом родила двойню и уехала жить в Австралию. А псевдоним остался. Чем раскручивать нового автора, лучше по-прежнему торговать Ириной Буровой. Вот этот толстячок и старается. Кстати, это уже четвертая Ирина Бурова. Две предыдущие тоже, кстати, были мужского пола.

– Но ведь у каждого автора свои особенности, свой стиль…

– Это смотря у каких авторов, – засмеялась Тата.

– Какой кошмар! И что, на это и вправду есть спрос?

– Есть, – кивнула Тата. – Книжки недорогие, карманные, очень удобно взять в самолет, в поезд. А прочел – и выбросить не жалко.

– Да… Значит, мне у вас, по-видимому, нечего делать, да?

Тата молча развела руками.

Когда Даниленко ушла, обе женщины облегченно вздохнули.

– Жалко мне ее, – проговорила Тата.

– А мне ничуточки! Потому что по сравнению с ее муженьком Ирина Бурова просто гений.

– Не преувеличивай!

– Знаешь, почему его издавали миллионными тиражами? Потому что он был хороший писатель? Ни фига! Он был секретарем Союза писателей! Я как-то студенткой еще попала в сельский магазин, там все было завалено «секретарской» литературой. Ее тогда печатали огромными тиражами, а на нормальные книги вечно бумаги не хватало, не помнишь, что ли?

– Почему? Помню.

– Ну вот и сиди со своей жалостью!

– Я и сижу!

Выйдя вечером из издательства, Тата неожиданно столкнулась лицом к лицу с Гущиным.

– Наталья Павловна!

– Вы что, меня ждали? – удивилась она.

– Честно говоря, да.

– Боже мой, зачем?

– Мне хотелось вас увидеть на улице. Не в этом вашем кабинете… Без соседки… Так и кажется, что она ловит каждое слово. И вообще… Вы мне нравитесь!

– Павел Арсеньевич! – смутилась Тата.

– Можно я вас провожу?

– Ну разве что до троллейбуса…

– А до дома нельзя? Обещаю, что не стану напрашиваться в гости.

Тата промолчала. А Гущин вдруг взял ее под руку:

– Осторожнее, тут скользко!

Наверное, я должна чувствовать себя польщенной, но мне почему-то неловко и неприятно. Хотя он, кажется, милый и, безусловно, красивый. И обаятельный… Только я не верю, что нравлюсь ему. Вот не верю, и все.

– Как голова, больше не болит?

– Нет, спасибо, вы меня вылечили.

– Наталия Павловна, а можно я вас буду звать просто Наташей? А вы меня – Пашей. Паша и Наташа! Отлично звучит!

– А ваша мама зовет вас Павликом…

– Откуда вы знаете? Ах да, вы же говорили с мамой. Дурацкое имя, Павлик, терпеть не могу. Маленький павлин! Впрочем, если хотите, зовите Павликом, у вас это может ласково получиться… А кстати, ведь вы Павловна. Как звали уменьшительно вашего отца? Или зовут?