Отто фон Бисмарк при организации выборов уточнил, что они должны были пройти в трехнедельный срок, поэтому по-настоящему избирательная кампания успела пройти только во французской столице. Кроме того, в оккупированных германскими силами территориях была запрещена политическая агитация и общественные собрания. Фактически же вся избирательная кампания стала общенациональным референдумом «за или против» мира[73]
.Итог голосования никого не удивил, но дал равный шанс двум лагерям одновременно. Расклад сил в парламенте был такой: 214 депутатов представляли орлеанистов, 182 легитимистов, 20 бонапартистов, 112 умеренных республиканцев, 38 республиканских союзников и 72 либерала. Всего в национальном собрании в те дни заседало 638 депутатов. При таком раскладе сил не удивительно, что самым принципиальным являлся вопрос о форме правления в стране.
Поэтому неудивительно, что уже 8 июня 1871 года французские парламентарии отменяют все законы, изгонявших Бурбонов из Франции и уже через месяц граф де Шамбор возвращается на родину. По сути, этот закон давал сторонникам Бурбонов легально бороться за власть в стране[74]
.Граф де Шамбор поселился в одноименном дворце, в которое один за одним начинаются стекаться представители старых титулованных родов, депутаты и сторонники. Многие, добиваясь его окончательного решения о готовности принять порядки, которые существовали во Франции с Июльской монархии, спрашивают итоговое мнение престолонаследника о будущем Франции. Он говорит, что готов занять престол, но только в случае, если ему позволят использовать в качестве официального символа белый флаг Бурбонов.
Уже 8 июля в парижской газете L'Union публикуется заявление графа де Шамбор:
Я не могу забыть, что монархическое право является достоянием нации, которое не дает права отказаться от обязанностей, которые оно налагает на меня. Эти обязанности я выполню, поверь моему слову честного человека и короля. […] Я готов сделать все, чтобы поднять мою страну из ее руин и вернуть себе место в мире; единственная жертва, которую я не могу принести ему, это моя честь. […] Я не позволю моим рукам вырвать флаг Генриха IV, от Франсуа I-го и Жанны д'Арк. […] Я получил его как священную реликвию старого короля, моего деда, умирающего в изгнании; это всегда было для меня неотделимо от памяти об отсутствующей стране; оно развевалось над моей колыбелью, я хочу, чтобы оно развевалось и над моей могилой[75]
На протяжении 1871–1872 годов ситуация относительно будущего Франции не разрешалась, а накалялась. Республиканец во главе страны Адольф Тьер выступал решительно против монархии, в то время как сами монархисты были готовы к решительному столкновении.
Развязка наступает в 1873 году. Сначала герцог Орлеанский своими жестами, в том числе, посещая мессу памяти Людовика XVI, идет на примирение с графом из Шамбора. Потом на пределе этого кризиса Адольф Тьер выходит в отставку, по сути, давая участникам противостояния «карт-бланш». Приход к власти временного президента и уверенного монархиста маршала Мак-Магона накаляет атмосферу[76]
. Республиканские настроения в какой-то момент и вовсе не интересны. Это дополняется еще и тем, что сам Наполеон III умирает, а во главе бонапартистской партии становится его сын Наполеон IV.В этот момент граф де Шамбор уже уехал в Фроссдорф и 5 августа 1873 года он принимает в своем поместье герцога Орлеанского, который признает его первоочередные права на престол.
Казалось, в руках графа де Шамбор все шансы восстановиться на троне. Кроме того, периодически в его поместье в Австро-Венгрии приезжают и французские парламентарии, проекты которых граф одобряет. Но одно он так и не может одобрить – принятия в качестве официального французского триколора вместо династического флага Бурбонов. В октябре граф возвращается из Австрии и принимает новую формулу – король вместе с национальным собранием может изменить французский флаг, если будет достигнуто согласие на этот проект.