Три поцелуя

Тогда он был простым мальчишкой в Срингаре*, катался на лодках на мелководье озера Дал и умел запускать камушки‑лягушки по водной глади лучше любого сорванца. Он работал на фруктовых садах, дергал за веревки, привязанные к вершине деревьев, чтобы согнать прожорливых птиц, которые пытались украсть вишни принца. Если у него получалось ловко потянуть за веревку, то удавалось запустить в небо ворону, будто камень из рогатки. Он был докой в том, как подкрасться к птице, маленький темный раджа сада. Его звали Язад, и он молился Богу со слоновьей головой и ел хлеб с маком и кунжутом. Солнце согревало кожу, ветер шевелил волосы, и душа в нем была столь же реальной, как его сердцебиение.

Город стоял на озере Дал и был знаменит своими каналами‑улицами, напоминающими Венецию.

Он не знал ничего кроме того, как быть Язадом. До того дня, когда его глаз поголубел, он не помнил, кем он был раньше, но вид этого бледного глаза вернул все это, не сразу, но яркими всплесками. Воспоминания терзали его как уродливые мотыльки. Он был осажден ими, и после ужасной борьбы, дней безумия и священников, его анимус был выброшен на воздух, и его недолгая «человечность» подошла к концу.

Он помнил ужас, который испытал, обнаружив себя неумелым, оторванным от души Язада, и глядя сверху вниз на мальчика, которого он считал собой, видя агонию на этом знакомом лице и пытаясь понять, что он не Язад, а только что‑то, что росло внутри мальчика, как паразит.

С горечью он вновь узнал себя: Михай, Друдж, Накстуру. Демон.

Он был просто невидимым анимусом, дрейфующим далеко от своего покинутого тела, лишенным души, которую он считал своей.

Он и раньше чувствовал души в телах, в которые проникал, но то были бедные трепещущие существа, сбитые наповал анимусом, столь же непринужденно, как одежды с крючка. Эта же была другой. Душа Язада была и его душой, он был внутри нее, и она была внутри него. Страх, гордость, стыд, ярость, горе и любовь прошли сквозь него как дрожь струн арфы. Каждый день был ослепительным ощущением.

И теперь эта душа исчезла. Это было похоже на смерть, но без утешительного забвения.

Он позволил отдаленному, настойчивому рывку своего тела позвать анимус к себе через горы от зеленой долины Кашмира в дебри бесплодной Персии. Много лет назад он оставил свое тело в древней оловянной шахте сасанидских королей, и оно все еще было там. Он вернулся в него и отряхнул пыль, чувствуя, что его бессмертная оболочка с бледными глазами и волчьими зубами стала холодным домом после его короткой человеческой жизни.

И если до Язада та холодная жизнь была одинокой, то после стала почти невыносимой. Михай попытался вернуться к своим старым привычкам. Он попал на свадьбу и, почти не задумываясь, вошел в жениха, но его затошнило от ощущения, что вонзилось в душу этого молодого человека, как будто он раздавил какое‑то существо каблуком своего сапога, и он тотчас оставил его тело. Он наблюдал за свадьбой издалека и дивился чувству отвращения, которое охватило его.

Он понял, что это раскаяние.

Друджи не испытывают раскаяния.

Михай начал понимать, что изменился.

— Так разве душа нужна только из‑за этого? Только в момент нашей смерти? Когда мы умираем? — спросила его Эсме. Михаю хотелось смеяться и плакать, когда она спросила его об этом. Во всей своей простоте ее вопрос был похож на сложенные ладони, державшие смысл его жизни между ладонями.

— Нет, — ответил он тогда. — Только для тех, кто жив.

И благодаря Язаду у него была душа. Если не вся, то хотя бы ее клочок. И Язад тоже кое‑что получил от него. Он родился в 1564 году, в год смерти Микеланджело и рождения Шекспира и Галилея, когда люди все еще верили, что Земля является центром Вселенной. С тех пор прошло более четырехсот лет, а Язад был все еще жив.

Такое долголетие было и благословением и проклятьем. Они обнаружили это вместе.

Обретя вновь свое тело Михай, вернулся в Кашмир и нашел мальчика, в душе которого он жил. Когда он увидел его, то будто обрел часть себя, и Язад разделял его чувства. Теперь они были больше, чем родственники, они были одним существом и вместе они чувствовали что‑то вроде целостности.

Хатра.

После этого на протяжении веков они путешествовали вместе. Язад процветал. С помощью магии Михая он не только разбогател, но и выучился. Он собрал артефакты и накопил знания, изучил траволечение, травы, которые Друджи использовали на людях, своих питомцах, и зверях, даже выучил языки некоторых животных, и накопил целое состояние в золоте. В сто пятьдесят лет, будучи еще молодым человеком, он женился на Могольской принцессе. Ее отец возражал и заточил дочь во дворце, но Михай послал варанов. Вараны взобрались по отвесной лестнице и унесли девушку, и они втроем убежали через пустыню. Безмятежная Сахар родила Язаду сыновей и дочерей, и все они умерли еще до того, как посидел хотя бы один волосок его усов. Так он вкусил горечь долгой жизни — утрата любви всей своей жизни.