Три повести

Еще в девяностых годах перебрался на Дальний Восток политический переселенец Никита Свияжинов. Вместе с Николаем Вилькицким, осужденным по тому же процессу, прошли они через одинаковую судьбу. Оба были сначала на Амуре, в гиляцких поселениях, изучали ход кеты; оба перешли затем на службу в Приморье, осели во Владивостоке, женились, пустили здесь корни. Дети вырастали, зная запах тайги, как запах детства; тайга и море растили их. С моря приходили пароходы, привозили и увозили товары; в порту были заморские запахи, хрустели под ногами бобы. В тайгу на сопки уходили с мешками за диким виноградом и кедровыми клейкими шишками. В тайге научались распознавать звериные следы, приобретали страсть к охоте, и каждую осень надо было непременно выйти с ружьем на фазанов или двинуть поглубже в тайгу — на кабаргу, на кабанов. Отцы помнили еще изюбриные гоны неподалеку от самого города, набеги тигров. Жизнь росла, захватывала побережье, проникала в тайгу. Углублялись угольные сучанские шахты, истреблялись изюбри, переводился пятнистый олень. Тигр ушел на высоты Сихотэ-Алиня. С далекой Тетюхе вывозили серебро-свинцовые руды. Впервые в Петербург и Москву по достроенному Великому сибирскому пути стали посылать тихоокеанскую рыбу и кетовую икру. Дети видели остатки военного флота, прорвавшегося из-под Цусимы. Детство возникало из русско-японской войны. Юность встречала интервенция. Детьми Алексей Свияжинов и Варя Вилькицкая пускали кораблики в стремительных мутных ручьях, свергавшихся с сопок после дождей. С далеких лет детства осталось тревожное и вольное чувство, когда налетал на побережье тайфун, нес ливень, вздыбливал воду в заливе, гремел железом, срывал вывески — и проносился, оставляя потоки с гор, разрушения и мирный закат…

Впоследствии, разделенные школой и отрочеством, по-разному шли когда-то близкие одна другой жизни. Варя вырастала в горячую смуглую девушку. Алексей Свияжинов любил бродяжничество с ружьем в месяцы каникул, был отличным стрелком, охотником, по-дальневосточному привык к размаху жизни, познавал край со всеми его богатствами и отсталостью, поставил своей целью — отдать себя этому краю. В революцию он, не задумавшись, ушел к партизанам, вместе с ними прошел все уроки борьбы, дважды был близок к гибели, возмужал, огрубел. За эти годы поумирали отцы. Остались семьи — матери, сестры; остались спутники детства.

Ночью на берегу Амурского залива, в дачной местности, где еще стояли купальные кабинки у моря, смотрел Свияжинов на огни Владивостока. Он был виден отсюда, его отделяли Седанка, Первая речка, всего несколько часов похода. Днем под белым флагом выехали навстречу наступавшим три автомобиля с японцами. В длинных зеленоватых машинах сидели столь хорошо знакомые, маленькие, проворные и внешне учтивые люди. Они вежливо и со свистом после каждой фразы втягивали воздух и улыбались золотыми зубами. Автомобили были высланы высшим военным командованием. Высшее командование просило отступить за нейтральную зону, повернуть войска. Высшее командование просило не нарушать соглашения и не двигаться дальше. Высшее командование снимало с себя ответственность, если последует дальнейшее продвижение к городу. Японцы были вежливы и наблюдательны. Позади на рейде дымили их военные корабли. Дальнобойные орудия были обращены в сторону наступающих. Ночью на узком пространстве приморской косы происходило отступление армий. Надо было отойти за нейтральную зону и дожидаться. Обозы, орудийные запряжки, пехота скучивались, заворачивая назад. В падях и ложбинах накапливалась кавалерия. Огни Владивостока светили в ночь. Они были близки и недоступны. Они были отделены клочком непройденной земли, на которую наведены были дула судовых орудий. Алексей Свияжинов стоял на берегу и смотрел на огни. Прошло больше полутора лет с тех пор, как он ушел оттуда. Полтора этих года могли быть равными десятилетию — столько утрат, погибших товарищей, смертей, болезней и надежд!

…Несколько часов назад можно было поклясться, что вечером они будут во Владивостоке. Как всегда, маленькие, улыбающиеся, проворные люди возникли на пути, заставили повернуть армию, заставили дожидаться. В падях фыркали кони. Было запрещено зажигать костры. Люди томились. По небу поползли три луча военных прожекторов. Суда стояли на рейде и щупали небо. Рядом, близко, в тумане пробивались огни полуострова Эрдмана.