— Вот у вас хоть детки малые с вами… а у меня даже и дома не осталось, — сказал Икряников, чтобы облегчить ее горе. — Зовут-то вас как?
— Мария… а фамилия — Чуйко. Его тут каждый знал на заводе.
Женщина с детьми вышла проводить его, и долго заплаканными глазами смотрели они, как перевязывает он ногу лошади…
Прикрываясь сильными заслонами, немцы стягивали теперь основные свои силы в район Стеблев — Шендеровка, надеясь отсюда вырваться из сужавшегося все плотнее кольца: с юга и юго-запада, непрерывно тараня извне, пробивались к ним па выручку танки. Грохот завязавшихся тяжелых сражений давал окруженным надежду, что кольцо будет прорвано и что их остаткам удастся соединиться с основными силами западнее и юго-западнее Звенигородки. Но кольцо прорвано не было. День за днем, отбивая у немцев одно село за другим, сужали наступающие части кольцо, пока, собрав остатки своих сил в один ударный кулак, на пространстве, простреливаемом со всех сторон минометами и артиллерией, немцы не сделали последнюю отчаянную попытку — одним рывком прорваться на юг…
Спешенный казачий полк свыше полусуток томился в засаде, в глубине балочки позади большого села Комаровка. По имевшимся сведениям, немцы готовились именно в этом направлении к прорыву собранными в кулак остатками сил. Февральская сырость давно проникла под кожушки и шинели, и даже лошади с унынием били ногой по жидкой грязи, томясь вместе с казаками. Всю ночь сыпал мокрый снег, сейчас же таявший. Левады, еще в полдень зеленевшие прошлогодней травой, теперь курчаво белели. После обильного ночного снега несло редкие, медленные снежинки. Лежа возле коня, Икряников чувствовал тепло большого его тела со знакомыми запахами конского пота и шерсти.
Почти две недели шли бои с окруженными немцами, и как петля капкана стягивается все туже от бешеных движений попавшегося хищника, так все туже сужалась эта широко закинутая вокруг них петля… Груды железного обгоревшего лома, брошенные орудия и самоходные пушки темнели на присыпанных выпавшим снегом дорогах, и не было ни единой левады или балочки, где бы — скошенные артиллерийским и минометным огнем — не лежали сотнями убитые немцы.
Курить в засаде не полагалось, и казаки томились, ожидая рассвета. Все вдруг умолкло в тишине ночи, точно разом кончилась война. Но там, севернее, возле большого села Стеблев, — там что-то грузно, исподволь ворочалось, прикрытое февральской ночью с медленно падающим снегом. Только изредка на подступах к селу поднималась в смертельной бледности ракета и, обшарив землю, как бы неохотно истаивала.
— Еще надеются, — сказал лежавший рядом с Икряниковым казак. — Пленный вчера показал — Гитлер держаться приказал до последнего… продержитесь, мол, немножечко, а наши танки уж тут. Как же, увидят они свои танки, — добавил он с усмешкой.
Он вынул на четверть шашку из ножен и со стуком кинул ее обратно.
Вот что происходило в предутренние эти часы на том клочке земли — восемь километров в длину и восемь в ширину, — откуда, стянув остатки своих сил, немцы готовились к отчаянной последней попытке прорваться… На широких улицах сел Стеблев и Шендеровка и на соединяющей их дороге выстраивалась огромная колонна — свыше восьми тысяч, — прикрытая безмолвием зимней ночи. В половине четвертого утра, за полчаса до выступления, солдатам было выдано по жестяной кружке водки. Примерно в это же время начали решающую атаку извне кольца окружения немецкие танковые части. В четыре часа утра длинное тело колонны было приведено в движение. Впереди двигалась танковая разведка и кавалерия. За ними остатки разгромленной в предыдущих боях танковой дивизии и мотобригады, затем — штабы и пехота. Позади колонны скрипели колесами свыше десяти тысяч повозок с имуществом. Гул моторов следующих за повозками тысячи автомашин, вместе с грохотом танков, сумрачно нарастал в тишине предутрия. За обозом следовали прикрывающие группы.
Безмолвие встречало немцев на пути их движения. Оттуда, извне, стучали навстречу, тараня, танковые дивизии. Только бы одна удача, один решающий бой… Начинало светлеть. Разведка не обнаружила сил русских на дороге, ведущей через село Комаровка. Одиноко у въезда в село торчали печи сгоревших хат с почерневшими от пожарища яблонями. Четыре танка разведки, медленно громыхая, вступили в село.