Три повести

Было два часа дня. Вероятно, докатилась волна уходящих и до города, где осталась Наташа. Успеет ли она выбраться с поездом или так же на случайной подводе или даже пешком уйдет на восток? Соковнин вспомнил беспомощно накиданные тонкие платьица в раскрытом чемодане на полу, и обреченность кедровского жилища, и тревогу над городом… Дважды пришлось уже выскакивать из машины и им и ложиться в придорожную канаву. На дороге были свежие воронки от бомб, возле обочины лежала убитая женщина; подальше — разрушенный бомбой, вероятно несколько часов назад, еще дымился крестьянский дом близ дороги, и возле потерянно мычала вернувшаяся ко двору корова. Никто не знал толком, откуда движутся немцы.

— А хиба ж кто знае, видкиля они наступают… тильки наступают. Вертайтесь краще, братки, — посоветовал им степенный, с сизыми усами украинец, шагавший возле арбы, на которой от внуков до родичей двигалось его семейство.

Павшие лошади с ощеренными зубами лежали возле дороги, и не одна семья сокрушенно стояла на месте роковой для нее катастрофы. Казалось, своими плечами готовы были мужчины поддержать с обеих сторон изнемогшее животное, тащившееся от самых Черновиц… Клок травы, положенный возле морды лошади, оставался нетронутым. Только самый старший — может быть, дед, может быть, прадед — продолжал сидеть неподвижно в повозке, вокруг которой, понурив головы, стояли внуки и правнуки. В желтом детском шарабанчике, в каком катают на пони в зоопарках детей, сидели две высокие негнущиеся старухи с неподвижными лицами, и покорный, выносливый ослик шел размеренным шагом.

Под вечер они подъехали к сельскохозяйственному техникуму, где должен был находиться штаб дивизии. Насаженные ровными рядами, тянулись плодовые деревья питомника. Их побеленные стволы, подпертые тяжелые ветви с грушовкой и белым кальвилем, голубые улья пасеки — все казалось полным мира в тишине летнего вечера. Часового у въезда не оказалось. Они проехали в самую глубину сада и остановили машину под большой старой яблоней. Между деревьями валялись пуки соломы и сена и лежал конский навоз. Могильно темнели в стороне вырытые от воздушных налетов земляные щели.

— А ведь штаб-то отсюда снялся, — сказал озабоченно Ивлев.

Они прошли к главному дому с открытыми настежь дверями. Все было пусто, пепел сожженных бумаг переползал с места на место на сквозняке. В большой угловой комнате, служившей, вероятно, столовой, лежали сметенные в угол окурки и жестянки из-под консервов. На небольшой высоте безнаказанно кружил неприятельский разведчик, — это значило, что и авиаполк, державшийся последнее время на ближнем полевом аэродроме, переменил место. Они прошли дом насквозь и вышли с другого крыльца. В предвечерней тишине летели к ульям тяжелые пчелы. По аллейке меж насаженных липок вяло плелся парнишка. Они подозвали его.

— Позавчора еще снялся штаб… може, на Винницу, може, еще куда подался, — сказал он опечаленно.

— Ну, а про немцев что слыхал? Немцы где? — опросил нетерпеливо Ивлев.

— Та нимци, они туточки, близко… летаки их кругом летают. Слухайте, як же мне быть? — спросил он с отчаянием. — Все мое богатство те ульи… я же при техникуме пчеловод. Може, маток мне с собой забрать?

Он шагал рядом и вытирал глаза, а тяжелые пчелы, нагруженные цветочной пыльцой, летели к ульям, завершая трудовой свой день.

— Давайте к военному коменданту в город, — решил Ивлев.

Они покинули медоносную тишину опустевшей усадьбы и направились в город. Но город уже двигался навстречу — ехали в городских извозчичьих пролетках, на велосипедах, катили детские коляски со скарбом. Ближе к городу видны были разрушения, причиненные немецкой бомбежкой накануне. Воронки темнели опаленной землей. Несколько убитых племенных свиней лежало в стороне, будто нежась на солнцепеке. Немцы целили в мост через реку. Разбитые дома дымились по обе стороны моста, под которым на большой глубине протекал Днестр. За обвалившимися передними стенами домов — в разрезе, точно на детской картинке, — теснилась в комнатах мебель, на уцелевших боковых стенах висели криво картины и даже по-вечернему стоял на столе самовар, возле которого уже некому было чаевничать. Во дворах поспешно грузили в грузовики вещи. Женщины с детьми на руках сидели уже на копнах рухляди, — все торопились, поглядывая на небо.

Военный комендант оказался боевой. Он как бы высох за бессонную ночь, но не утратил спокойствия в этом навалившемся на него потоке переселения, нового порядка в городе, в котором к нему перешла теперь власть, вида женских слез, побледневших детей, смертельно испуганных и за одну ночь повзрослевших… Он достал двухкилометровку и указал место расположения штаба дивизии. Немецкие передовые мотоциклисты замечены были утром в двадцати шести километрах от города. Идет бой. Оборону держит стрелковый полк с несколькими приданными танками. Сейчас саперы минируют подступы к городу.