Дверь хлопнула за спиной Эмансипора Риза, хлипкий засов задрожал, падая и растягивая изношенную ременную петлю. Мужчина вгляделся в узкий затхлый коридор. Находившаяся справа от него, на высоте пояса, ниша в стене светилась одинокой сальной свечкой, показывая пятна сырости, треснувшую штукатурку и крошечный, заваленный пожухлыми цветочными головками каменный алтарь Сестры Солиэли. На дальней стене в шести шагах, там, где проходы налево и направо, висел широкий меч черного железа - крестовидный эфес, бронзовый шар на рукояти, внутри покрытых медной ярью ножен почти наверняка сплошная корка ржавчины. Худое, сожженное солнцем лицо Эмансипора обмякло, устремленные на оружие юности глаза стали суровыми. Он отчетливо ощутил груз всех своих шести или уже семи десятков лет.
Жена притихла на кухне; она еще не успела прогреть сырой песок, чтобы отчистить горшок с остатками утренней овсянки и тарелки, ожидавшие очереди на деревянном подносе. Мысленно он уже ее видел, неподвижную и тяжелую, слышал резкие, неглубокие, невероятно раздражающие вздохи.
- Ты, Манси?
Он медлил. Можно бы прямо сейчас - назад, на улицы - он знает звук глубин, знает узлы... все виды узлов. Он мог бы встать на пляшущую палубу. Мог бы бросить жалкий недогород, бросить ее и визгливых сопливых выродков, которых они наплодили. Мог бы... сбежать. Эмансипор вздохнул. - Да, милая.
Голос прозвучал резче. - Разве ты не на работе?
Он глубоко вдохнул. - Нынче я... - Он помедлил, но закончил громко и отчетливо: - ...без работы.
- Чего сказал?
- Без работы.
- Уволили? Тебя уволили? Ах ты бездарный, тупой...
- Колокола! - сорвался он. - Колокола! Ты не слышишь колоколов?
На кухне тишина. Потом: - Помилуйте Сестры! Идиот! Почему не ищешь работу? Возьми новую работу - если думал, что сможешь тут околачиваться, глядя, как детишек выгоняют из школы...
Эмансипор вздохнул. Милая Сабли всегда практична. - Я уже стараюсь, дорогая.
- Так приди с работой. С хорошей работой. Будущее наших детей...
Он захлопнул за спиной дверь и уставился на улицу. Колокола не умолкали. Воздух стал горячим, пахло свежими помоями, гнилой рыбой, человеческим и скотским потом. Сабли почти продала душу за старый, дряхлый дом, что сейчас за его спиной. Точнее, за округу. Насколько он мог судить, воняло тут так же, как в любом районе, где они прежде жили. Разве что гниющие в канавах овощи стали разнообразнее. "Положение, Манси, - без конца твердила ему Сабли. - Все дело в положении".
Напротив ткач Стурж слонялся у витрины своей лавки, открывая и снова захлопывая ставни и бросая в его сторону лукавые понимающие взгляды над горбатым курганом, перегородившим улочку между домами. Бездельник - пердун все слышал. Но не важно. Теперь Сабли закончит с горшком и тарелками в рекордное время. А потом вылетит наружу, шамкая деснами и выпучив глаза, выуживая из мелких вод сочувствие и так далее.
Вполне верно: ему придется найти новую работу до заката, или все уважение, выстраданное за шесть месяцев, исчезнет быстрее пламени свечки во время урагана. Вернется мрачный ярлык - Манси Неудачник - и призрак прошлого начнет тенью ходить за ним, а соседи вроде ткача Стуржа станут делать суеверные жесты, встречаясь на дороге.
Новая работа. Только это имеет отныне значение. Плевать, что какой-то безумец терзает город каждую ночь со смены сезонов, что каждое утро на улицах находят изуродованные трупы - граждан Скорбного Молля с пустыми глазами (если остаются глаза) и гримасами предсмертного ужаса... а их тела... все недостающие члены... Эмансипор содрогнулся. Плевать, что мастеру Бальтро больше не надобен кучер - разве что для перевозки команды сутулых похоронщиков с набеленными лицами, для последнего пути к гробнице предков. Так закончится весь его род.
Эмансипор одернул себя. Если бы не гнусная прелюдия, он почти завидовал бы последнему путешествию купца. По крайней мере будет тихо - он не о Сабли, конечно, о колоколах. Проклятых, неумолчных, визгливых, тошнотворных колоколах...
- Найди монаха на конце веревки и сверни ему шею.
Капрал заморгал на сержанта, неловко зашевелился под весом устрашающей синеватой кольчуги (воротник отделан бронзой) и высокого конического шлема с "хвостом омара" на шее, и толстых кожаных наплечников. Гульд нахмурился. В таких доспехах парень побагровел и похоже, варится в собственном поту. Впрочем, на горожан ему не удается произвести особого впечатления, ведь короткий меч в ножнах на всякий случай залит воском. Не дай Худ... Гульд отвернулся. - Спеши, сынок.