Хочу рассказать слышанный много раз от папы рассказ об охоте на глухарей. Эта охота называется глухариные тока. Глухарь токует весной, ищет подругу и издает такой звук: «чувыххх». В это время он ничего не слышит и его легко подстрелить. Вот собираются друзья-охотники, еще накануне находят поляну, строят шалаш из веток и сидят, ждут рассвета. Ждут долго, но они места знают, где тетерева водятся. На куст привязывают чучалку. Потом видят, что тетерев прилетел, и, увидев чучалку, распускает свой шикарный хвост и начинает «чувыхать», приглашая ее спуститься. Тут он становится настоящим глухарем – ничего не слышит. На его «чувыхи» прилетают другие тетерева и тетерки. Тут начинаются настоящие бои, а тетерки сидят на ветках и ждут победителя. Тут охотники должны стрелять, но папа рассказывал, что иногда так увлекался этим зрелищем, что и про стрельбу забывал. Главное правило, говорил папа, – тетерку стрелять нельзя.
Эти слова напомнили мне одну встречу. Лет через 50 после описываемых событий я ездила в родные места. Стою у деревенской церкви в деревне Вохтоге, которая теперь возрождается. Подошел мужчина из местных жителей, спросил: «Вы чьи будете?» Я ответила, что дочка Красильникова Михаила Михайловича. Мужчина заулыбался и рассказал, что, когда был мальчишкой, мой папа взял его на тока, а он подстрелил тетерку. Папа его ругмя ругал и сказал: «Запомни! Тетерку убивать нельзя!» А он и запомнил на всю жизнь.
Был у папы друг Ваня Зимичев, профессиональный охотник. У него была семья – жена Антонина, дети. Летом, когда не было охотничьего сезона, он сажал картошку, косил сено, занимался своим хозяйством. А в охотничий сезон занимался промыслом – охотился на белку, лису, куницу и других. Шкуры сдавал в Заготпушнину. Этим и жил. А глухариные тока это был весенний праздник охотников. Папа дружил с Ваней всю жизнь. И когда Ваня Зимичев в 1980 году умер, папе сообщили, и он почти три дня добирался, чтобы проститься с любимым другом.
Когда летом папа возвращался из леса, то привозил или букетик с ароматными ягодами земляники, или малиновый веник со сладкими и крупными, как маленькие лапоточки, малининами. Иногда зимой, когда папа возвращался с охоты, он доставал из кармана завернутый в газету кусок черного хлеба и говорил, что это лисичкин хлеб. Я безоговорочно верила.
Запомнилось, как папа ходил охотиться на зайцев. Почему-то зимой зайцы, видимо голодая в еловом лесу, по ночам подходили к селу и облюбовали сельское кладбище, обгладывая растущие там яблони и другие «сладкие» деревья. Вот зима, мороз, мы уже спать ложимся, а папа с другом на охоту собираются. На кладбище они залегают между могил, белые простыни у них на тулупы для маскировки накинуты. Поджидают беленьких зайчиков. Луна. Все видно. А утром мне достаются заячьи белые хвостики. Если шкурка испорчена пулей, то и шкурку отдают мне для кукольных нарядов.
Однажды я сижу на печке, у меня свинка, шея действительно как у поросенка. Гляжу вниз на маму, жду, когда она меня позовет завтракать. А мама шмыгает носом и вытирает слезы. Я кричу: «Мама, почему ты плачешь?» «Сталин умер», – отвечает мама. О Сталине я знаю, что он наш вождь, о нем по радио песни поют и его портреты носят на демонстрации 1 мая и 7 ноября. Я слезаю с печки, пью горячее молоко с хлебом, потому что сахара нет, а несладкого чаю много не выпьешь, и иду гулять. Мама кричит мне вслед, чтобы я к ребятам не подходила, потому что я заразная. У меня какое-то вялое состояние. Я забираюсь на сугроб и, чтобы не провалиться в снег, ложусь на спину. Надо мной синее небо. Я поворачиваюсь на бок. Близко-близко от моего глаза голубоватый пористый снег. Скатываюсь с сугроба, мне скучно гулять одной. Я направляюсь к центральной улице. На книжном магазине висит красный флаг, обшитый черной лентой. Я такого раньше не видела. Возвращаюсь домой, спрашиваю маму. Она отвечает, что это траур по Сталину.
Я расту, мой мир расширяется. Хочу описать, как помню, село моего детства – Сидорово. В то время это был районный центр Лежского района Вологодской области. Название района от реки Лежи, на берегу которой село и стоит. Лежа была в то время довольно широкая и глубокая, по ней даже лес сплавляли, а мы по заторам из бревен перебегали с одного берега на другой. После 1959 года районный центр из Сидорова перенесли в город Грязовец, многие государственные служащие, оставшись без работы, продавали свои дома и уезжали в другие места, а семьи из дальних маленьких деревень переселились в Сидорово. До революции, говорят, это было большое торговое село, куда крестьяне из окрестных деревень свозили на ярмарку плоды своих трудов. Я описываю наше село, как помню, с 1951 по 1958 год, когда я была маленькой девочкой от 3 до 10 лет.