Три позы Казановы

Марина повязала передничек, назначила своим помощником Мохнача и стала расторопно накрывать на стол, в хлопотливости ничем не напоминая звезду мирового кино. Таская с кухни тарелки, Вова слышал урывками разговор мужчин и удивлялся. Он-то думал, такие люди говорят исключительно о творчестве, ну в крайнем случае об интригах, обвивающих большое искусство. Так, ходили слухи, что коварный Любимов давно хочет отобрать у Высоцкого роль Гамлета и отдать Золотухину. Но речь шла совсем о другом: об ОВИРе, который опять тянет с визой, хотя в ЦК Высоцкому твёрдо обещали; о каком-то председателе кооператива «График», снова вызванном на допрос в прокуратуру; о запчастях к «Мерседесу», стоящих безумных денег; о фанере, которой обили стены на даче, а она взяла и перекосилась из-за того, что зимой лопнула неправильная система отопления. Сам бард, смеясь, рассказывал, как выступал на лесопилке, чтобы потом там же купить с переплатой вагонку и половую доску: достать их иначе невозможно. Говорил он громко, взвинченно, а в движениях была какая-то излишняя угловатая торопливость.

– Марин, а как во Франции с вагонкой? – хмуро спросил Говорухин.

– Слава, я уже мебель из Лондона возила, – с милым акцентом ответила Влади, расставляя закуску. – Теперь из Парижа вагонку возить?

В ту ночь Мохнач впервые в жизни попробовал виски, похожее цветом на нашу «Старку», но с совершенно иным вкусом. В широкие гранёные стаканы бросали кубики льда, которые таяли, тихо потрескивая и превращая напиток из тёмно-янтарного в светло-жёлтый, похожий на спитой чай. Впрочем, Высоцкий, Абдулов, врач Федотов и золотодобытчик по имени Вадим пили водку. На виски нажимали Говорухин и Радик – директор автосервиса в дымчатых очках. Парижанка Влади поглядывала на стремительно пьяневшего мужа с тем же тоскливым состраданием, с каким ковровские бабы обычно смотрят на своих родных алкоголиков.

– Ешь, ешь! – она подкладывала салат студенту. – А то пьяным будешь!

– Мою девушку тоже Мариной зовут, – сообщил Мохнач, став от виски доверчивым и откровенным.

– Да? Ты её очень любишь?

– Очень.

– А она?

– Она? Тоже любит. Только она про это пока ещё не знает…

– Так бывает, – кивнула актриса и с сочувствием посмотрела на парнишку. – Ты из-за неё так нарядился?

– В общем, да…

– Володя! – крикнула она через стол. – Представляешь, мальчик тоже влюблён в Марину! Ты должен обязательно выступить у них в институте!

– В-выступлю…

Влади ушла в другую комнату и скоро вернулась со снимком (на нём Высоцкий в роли Хлопуши рвал цепи) и написала на обратной стороне:

Марина и Володя! Будьте счастливы по-настоящему!

Расписалась сама и протянула авторучку мужу, он поморщился и с трудом поставил автограф, похожий на кардиограмму умирающего сердца. Потом снова пили, смеялись, травили анекдоты, Высоцкий начал рассказывать, что ему предлагают поставить на Одесской киностудии «Зелёный фургон», как вдруг запнулся и страшно побледнел… Все закричали:

– Федотов! Скорее! Федотов!

Врач открыл портфель, выхватил оттуда металлическую коробочку, в которой на марле лежал стерилизованный шприц с иголками, хрустнул ампулой, ловко набрал в шприц тёмную жидкость, пустил вверх короткую струйку и двинулся к посиневшему барду, перенесённому общими усилиями на диван.

– Иди, иди, парень! – Абдулов взял Мохнача под локоть и повёл к выходу. – Антракт.

– А он не умрёт? – спросил Вова, к стыду своему думая о том, что, если Федотов не спасёт Высоцкого, тот уже никогда не сможет выступить в МИЭПе.

– Высоцкий? Ты что, спятил? Он бессмертен! Иди и никому не говори о том, что видел! Понял?

– Понял…

4. Вовин триумф

Утром Мохнач хотел броситься к Марине Гранниковой и рассказать о невозможном чуде, приключившемся ночью. Но кто же поверит? Девушка вообще может рассердиться и решить, что он спятил. Одно лишь могло подтвердить правдивость слов – снимок с автографами звёздной пары, но его-то он с испугу забыл на столе в доме на Малой Грузинской. Жизнь кончилась. Аспирант Иванов каждый день ждал Марину после занятий у выхода из аудитории. Две недели Вова из Коврова молчаливо носил в себе свою тайну. Это было странное чувство! Наверное, нечто подобное ощущает пророк, которому на перепутье явился шестикрылый серафим, сделал пересадку сердца, дал подробные инструкции, как осчастливить человечество, а взамен вырванного болтливого языка вшил жало мудрое змеи. И вот ты уже пророк, исполненный спасительного знания, ты вернулся к людям, а те ничего не замечают. Как объяснить, как доказать? Высунуть свой новый юркий, раздвоенный язычок? Засмеют, а то ещё и в зверинец упекут…

И вдруг во время лекции в аудиторию влетела перепуганная секретарша ректора и заполошно вскричала:

– Кто Мохнач?

– Я…

– Скорее!

– Что случилось? – удивился преподаватель.

– Скорее!