Три праведницы

– Она Москву защищает. Сейчас я Господа Бога и всех святых молю, пускай я не взгляну на высоту церковную, но пусть Он сохранит Москву.

Филарет Архиепископ Черниговский говорит: «Господь любит всех нас; и мы должны любить всех». Эти слова очень подходят образу матушки. Именно любовью порождено горькое признание подвижницы:

– Хороша Россия, только люди в ней сейчас плохие.

И еще она рассказывала об одном из явлений и откровений Пресвятой Девы:

– Гулянок Матерь Божия не любит, и пьяных не любит, и когда их видит, очень плачет. Матерь Божия так скорбит, незнамо как… Такая красавица и так плачет! Народ прегрешил, надо умирать за это, а Матерь Божия жалеет народ.

Небо и земля. Ближние-враждующие

Было время, когда, по воспоминаниям жизнеописателя, в доме подвижницы особенно бесчинствовали злые духи. Некоторое время спустя подвижница рассказала ему:

– Я молилась Богу не знамо как. Часа в три ночи, какое осветило хату сияние! Свет такой интересный… такой яркий! О, какой свет был, прямо невозможно, все золотое! Даже бисерину на полу найдешь, вот какой свет! И как не ладаном, а как маслом (во время помазания) аромат пошел в хату… И три дня было так легко, так хорошо! Я все болезни забыла. А потом все прошло.

О явлении Божественного света в доме Макарии говорил и знакомый с нею иерей Николай. Оставшись у нее на ночлег он внезапно проснулся и посмотрел на ее половину в промежуток между печью и гардеробом. «Было часа три ночи. Сначала свет был неяркий, но потом все в доме залил яркий-яркий золотисто-огненный свет, слепящий глаза, даже смотреть невозможно… яркий-яркий такой свет…»

Так входили святые Небеса в скромное жилище подвижницы, даря ей неземную красоту, высокие созерцания. Но тем жестче ополчалась земля! То есть те силы, которые не хотят признавать власти свыше. Самая большая вражда, самая большая нелюбовь исходили от тех, кто был всего ближе, и в ком была каждодневная нужда – от женщин, которые приходили ухаживать за ней. Впоследствии к ним добавился еще и некий мужчина, изображающий из себя доброхота.

Они отбирали и вымогали у нее пожертвованные посетителями деньги, продукты, вещи (приносимые иногда из последнего), плохо кормили ее, а то и вовсе по целым дням ей приходилось быть голодной, это даже при ее воздержанности. Она как-то высказала наболевшее:

– Они только и толкуют о том, что утащить отсюда, а я им горько не нужна.

Бывали и случаи, когда приходили к беспомощной хозяйке воры – без жалости, без совести…

– Это просто такие испытания. – Говорила она. – Пускай Господь испытывает сердце мое.

Однако она и плакала о греховности своих обидчиц и обидчиков, и молилась о них.

Старались досадить и колдуны. Иногда приносили продукты, на которые предварительно наводили порчу. Вот один из случаев. Ушла некая посетительница, принесшая молока. А матушка Макария просит г-на Дурасова, который тогда был у нее:

– Истопи молочко, что принесла эта женщина. Если оно не испорчено, то крови не будет, а если порчено, внизу будет кровь.

Конечно, подобные «проверки» доступны только таким духовно-высоким людям, как матушка. А ведь это всего лишь один из множества примеров.

Но ни озлобления, ни желания воздать за зло не было. И вот слова святителя Тихона Задонского:

«Истинное (Христианское) терпение состоит в том, чтобы не только не мстить, но и не хотеть мстить обидевшему…»

В этом деревенском доме в Темкино провела она пятьдесят лет.

Я сильно смогу помогать

Так шла жизнь, в которой страдания и скорби нанизывались как зерна четок на нить времени. И наступили дни, когда приближение отхода в другой мир стало для старицы явственным.

Она наказывала облачить ее после кончины в белый подрясник и белый апостольник, накрыть мантией. Очень просила, чтобы похоронили ее в селе Шарапово у церкви во имя Успения Божией Матери. Готовилась как к желанному отдыху.

– В гробик меня положить вам будет трудновато, у меня ж ножки не разгибаются, надо будет крышку делать высокую. Положите в гробик на бочок, как я сплю.

Но отдых этот предполагал для нее, разве что освобождение от ненавидящих, от неизлечимого на земле недуга, от нелюбви, от черствости безжалостного мира.

– Мне бы хоть с самого краешка там (в раю) бать.

Но земного мира и людей, живущих в нем, она не забывала и трудов прекращать никак не собиралась.

– После моей смерти я сильно смогу помогать.

И еще:

– Вы меня здесь не оставляйте, а я за вас буду молить, там буду вас встречать. Приду к Матери Божией и скажу: «Все они мои дети, прими их». И за всех грешных буду молиться, чтобы Господь дал им спасение.

И еще:

– Я только прошу: «Матерь Божия! Прости всех, кто меня мучает».

Однако злоба домашних только возрастала. Однажды, придя к матушке, посетители увидели на ее лице синяки. Доказать, что-либо было нельзя, ведь матушка жаловаться ни на кого не любила. Как-то раз только обронила:

– Мне так молочка хочется, а мне никто не подает…

Знавший ее архимандрит Гермоген как-то сказал:

– Схимонахиня Макария уже выстроила свой храм, остался один крест.

* * *