Три птицы на одной ветке

«Банкет», посвященный благополучному завершению полукругосветного путешествия, не затянулся. По сути, это была лишь дань традиции, притом не австралийской. Церемонию раздачи заморских гостинцев вообще отложили. Эльвира только потянулась к своему рундуку, сделав соответствующее лицо, а дочь намерение разгадала и попытку пресекла. И опять права была, наверное, — шестой час утра… А сколько интересно в Екатеринбурге? Нет, ни за что не высчитать, как-нибудь после…

Оказалось, что в двухэтажных хоромах недостаточно комнат для гостей с «ночевой». И Эльвиру вновь заставили обуться, надеть кофту и повели по усыпанной гравием дорожке в глубь землевладения. А там стоял такой миленький одноэтажный домик, именуемый «флигелек», в нем тоже были все удобства, необходимые для комфортного проживания одного человека, а по российским жилищным нормам там бы и десяток свободно разместился, но сам факт уязвил Эльвиру в сердце: ей со всей определенностью указали ее место в жизни — разместили в домике для прислуги, а в господский замок она будет ходить на работу.

26.

Прочитав это, Алевтина Никаноровна неопределенно хмыкнула, отложила письмо, задумалась, разбираясь в ощущениях. Нет, ничего ужасного она тут не усматривала. Доведись до нее, она бы, наоборот, рада была, не на улицу же выкинули. Может, по ихним понятиям — наилучшим образом поступили. У них же там все помешаны на суверенитете личности.

Нет, зря она, ей-богу, выкобенивается, душу сама себе рвет, везде ей дискриминация мерещится.

И тут вдруг заметила Алевтина Никаноровна, что из «Областной газеты» еще один конверт торчит. Как-то она сразу его не заметила. Чего это Элька письма сразу пачками шлет?…

Но нет, письмо было не австралийского происхождения — конверт продолговатый, но адрес по-нормальному записан: город, улица, дом, а уж после — кому. А не шиворот-навыворот, да и почерк не Эльвирин — Челябинская область, г. Коркино…

Заинтригованная Алевтина Никаноровна немедленно конверт разорвала, повредив, как обычно, обратный адрес, о письме дочери вовсе забыла на некоторое время, и оно осталось лежать недочитанным, безмолвно вопия.

Второе послание из ближних мест было корявое, малограмотное, но читать начала — батюшки-светы, это ж надо!

Писала Алевтине Никаноровне одна из довольно многочисленных двоюродных сестер, такая же старуха, как и она. Впрочем, нет, все двоюродные сестры были существенно моложе Алевтины Никаноровны, потому что ее мать была в семье старшей.

С этой коркинской родней бабушка не виделась, по меньшей мере, лет двадцать. Когда опрометью все кинулись прочь от ненавистной спецкомендатуры, то упали потом и укоренились на земле как-то не кучно. Бог весть почему, ведь никто не гнался, чтоб — врассыпную.

Пока была жива бабушка Мотря и ее родные сестры, еще изредка наезжали друг к другу в гости попеть хохляцкие песни, повспоминать о жизни, пореветь. А как то поколение вымерло, так в своих семьях окуклились. Двоюродные, они ж двоюродные и есть. Родные-то нынче не больно знаются, а если все-таки знаются, то не по сердечной привязанности, а из чувства долга да по инерции.

Словом, последний раз двоюродные сестры встречались, когда Софочка только-только в школу пошла, а Алевтина Никаноровна с первым мужем жила…

Конечно, сразу сделалось бабушке ясно, что движет рукой автора не чистая ностальгия, но деловой интерес. Из-за чистой ностальгии писем не пишут.

После дежурных фраз про погоду и здоровье, после основных новостей, скопившихся за два десятка лет — кто когда и отчего умер, кто с кем живет и кто кого нарожал в отчетный период, следовало то конкретное и по простоте душевной никак не завуалированное, ради чего, собственно, пришлось неведомыми путями добывать последний адрес и делать почти непосильную умственную работу.

«Понимаешь сеструха внучек мой Саша служит у вас в Екатеринбурге солдатом через полгода уж дембель но охота попроведать парня да тебя навестить он внук то без отца матери со мной жил до армии а родители пьяницы его хотели в детдом насилу мне отдали родители в могиле теперь а парень вырос хороший сама увидишь только разреши денька на три у тебя остановиться скоро помрем и уж больше на этом свете не свидимся как жалко что у всех полно забот но мало денег и времени родню забывам чужих привечам все стало быть хуже некуда и Америку жалко ни за что ни про что погибли люди хорошо хоть Сашка в Чечню не попал а с другой стороны сама она виноватая всюду свой нос сует всеми командует у нас в Коркино шахты позакрывали говорят что американцы заставили а то кредиты не дадут зять Тольша остался без работы водку жрет целым дням и орет что тоже полетит в Америку взрывать валютный фонд а мы всех боимся идет по улице чучмек или даже просто знакомый татарин вдруг он террорист…»