Три пункта бытия

Профессор обиделся — со стороны всего этого сияющего мира было невежливо воздействовать таким образом на своих обитателей, — но потом он понял, что это воздействие относится только к нему, к нему персонально.

Это профессора озадачило, и в следующую минуту он подумал, что, вероятно, таким образом Земля выразила свое неудовольствие его существованием, может быть, она была задета его нынешним, слишком обостренным зрением, а может быть, и всей его жизнью, в течение которой он так много учился сам и так много и долго учил других изучать, устраивать и в корне переустраивать ее — вот эту самую Землю.

Размышляя в этом направлении, профессор достиг проходной будки.

— Приветствуем вас, Алексей Алексеевич! — сказал ему от своего личного имени, но почему-то во множественном числе вахтер Адриан Самсонович и, сказав так, с видом очень усталого человека распахнул перед профессором двери проходной, а потом еще указал и на телефон: — Супруга сильно просили позвонить!

Медленно профессор набрал номер.

— Когда тебя ждать? — спросил в трубку уравновешенный женский голос.

— Иду, иду, дорогая!

— Поточнее, дорогой. Обед готов и ждет тебя!

— Иду...

— Кстати, ты сегодня опять плохо спал. Нам надо посоветоваться с невропатологом. С Аркадием Васильевичем, а лучше с Николаем Константиновичем!

— Так мы и сделаем, дорогая...

А какие-то ударные звуки все время мешали профессору, заглушая голос в трубке. Он оглянулся. На стене как раз за его спиной висели часы-ходики, старые, со стершимся циферблатом, вместо гирь у них были подвешены заржавленные и, должно быть, тяжелые чайки.

— Непонятно... — сказал профессор.

— Это насчет времени непонятно? — догадался Адриан Самсонович, стоя в дверях проходной и обмахивая форменной фуражкой расстегнутую грудь. — Время у нас в проходной, правда что, сильно звучит...

Профессор вздохнул и, прикрыв одно ухо рукою, стал продолжать разговор.

— Ты странно вел себя сегодня ночью, — говорил ему уравновешенный голос. — Какую-то старую детскую тужурку достал из шкафа. И где только нашел и как это она сохранилась? Какие-то старые-старые, северные-северные фотографии. Мило, конечно, припомнить нашу юность, но ведь здоровый и непрерывный сон — прежде всего!

— Иду... — отозвался профессор. — Была ли почта?

— Ничего особенного. Из института. Приглашение на банкет и перспективный план исследовательских работ.

— Иду...

Профессор повесил трубку, снова обернулся к часам-ходикам, напряженно прислушался к их громким ударам и тут же медленно осел на скамью, подтянув обе руки к левому боку, под мышку.

«Ну вот, — сказал Адриан Самсонович, — уже сколь разов я их предупреждал, чтобы он берег собственное здоровье. Ведь больному что? Ему мед и то горько! Несознательность человеческая! — И, подхватив телефонную трубку, Адриан Самсонович стал звать: — «Скорая»! Самая скорая, куда ты подевалась, спрашивается?! Медицинская?!»

Подбежали к проходной студенты с метеоплощадки и еще, и еще кто-то — довольно много разного народа, — а спустя короткое время по крутому повороту горной дороги промелькнула и машина «скорой помощи».

Невысокого роста, молоденькая, отлично сложенная брюнетка, медицинская сестра присела за свой столик и аккуратно переписала в журнал состояние больного:

Температура 37,6°.

Пульс 115 в минуту.

Кровяное давление 180—150.

«Потеря сознания», — приписала еще сестра и вздохнула.

После этого она вынула из кармашка халата зеркальце и посмотрелась. Она была молоденькая, чуть только лет за двадцать, и собственное личико очень интересовало ее.

В палате за дверью лежал, покачиваясь и вздрагивая на металлической сетке, профессор Дроздов с пожелтевшим потным лицом, с закрытыми глазами и приоткрытым ртом.

Рядом на стуле сидела пожилая женщина, довольно полная, испуганная и растерянная.

Это была Антонина Петровна Дроздова (Белова).

— Сту-у-чат!.. — произнес больной, и Антонина Петровна оглянулась на дверь.

Тихо было в палате, и только через открытое окно доносился сдержанный голос моря...

Настойчиво и громко стучали часы-ходики, и профессор сказал вахтеру, которого он не сразу различил в дверях проходной, в синем тумане, окутавшем всю проходную:

— Что это вы придумали, Адриан Самсонович?

— А мы динамик приладили, Алексей Алексеевич, — пояснил вахтер, — вот оно и загремело, наше время!

Верно: среди чаек и прочих предметов, подвешенных к часам вместо гирь, был и динамик, который исправно и мощно транслировал удары: тик-тик-тик-тик!

— А для чего? Слушали бы через динамик нормальные передачи. Регулярные и поучительные! — заметил профессор.