Три путешествия

Второго ноября прибыли в гости сестра и брат посланника со множеством спутников и свитой из многих важных лиц, после чего началось ежедневное жранье и пьянство, такое свинское, что мне было стыдно смотреть, как именующие себя христианами ведут такую позорную жизнь, находясь среди турок и язычников. Он устраивал попойки со своими соотечественниками грузинами и персами и, напротив, ненавидел поляков, как чуму, да и дворянство вряд ли хотело появляться там, где он был. Он заставлял их терпеть большую нужду в одежде и пище, и они очутились в такой бедности после того, как проели деньги, взятые из Польши, что бродили, как нищие, по улицам и стыдились появиться в приличном обществе. Он удерживал не только их мундиры и платье, которое они носили в честь короля, но также полотняное белье и утварь, отчего их заедали вши и насекомые. Если кто-нибудь хотел этому противиться и проявить свое недовольство, он угрожал тому продажей в рабство, что не только умаляло достоинство польского народа, но более всего ложилось позором на короля и корону. Польские дворяне, довольно мужественные и сильные духом, чтобы отомстить за такое тяжкое и гнусное оскорбление, никак не могли улучить для этого подходящий случай, ибо посланник всегда был окружен своими грузинами. Однако, когда их терпение вконец истощилось, гнев их прорвался с такой силой, что они решили зарубить его саблями в столовой, в чем многие из них даже поклялись. Когда он вышел из комнаты, они свалили его сабельными ударами и оставили полумертвым с разрубленной пополам правой рукой без трех пальцев и с семнадцатью другими тяжелыми ранами. Но он все-таки остался в живых, при поддержке и помощи своего лейб-медика, который в то время, к его большому счастью, оказался под рукой. Тем временем он, преисполненный гнева и мести, той же ночью послал двух грузинских солдат к польскому дворянину, именуемому пан Грос (Paniegros), который занимал такое же место в посольстве, как и он, вследствие чего наш господин Богдан всегда искал случая убрать его с дороги, и тот видел его насквозь и без сомнения помешал бы ему в свое время у короля. Грузин вообразил себе, что представился случай напасть на него с видимостью серьезного основания и воспользовался случаем (несмотря на то, что человек этот не был ни при избиении его персоны, ни при заговоре и клятве и не давал своего согласия). Жестокий и дикий мститель не посчитался ни с чем и велел предательски убить невинного во время сна. Этот пан Грос был весьма разумным и добросердечным человеком, который даже малое дитя ни словом, ли делом не рассердил бы и не обидел. Он долгое время жил в Амстердаме и хорошо говорил по-голландски. Всех остальных поляков, дворян и не дворян, бросили в Шемахе в темницу, а некоторых заковали в цепи и наложили на них оковы. Посланник каждый день искал пути и средства еще больше унизить поляков и повелевать ими, как рабами, для чего он наконец еще нанял в солдаты доброе число своих соотечественников грузин. Но шемахинский князь вмешался в это дело, утихомирил их, так что пленные получили свободу. Но довольствие их от этого не улучшилось, а становилось чем дальше, тем хуже. Он посылал на восьмерых столько еды, что ее едва хватало на одного. Напротив, сам он расточал и пропускал через свою глотку вместе со своими гостями и соотечественниками столько, что ему каждый день нужно было иметь целого быка. Однажды он купил тринадцать коров и послал меня с ними на пастбище, на что я осмелился сказать ему: пусть ваша светлость пришлет мне поесть в поле. И получил в ответ: «Если тебе что-нибудь нужно, поищи сам, где взять; укради у персов корову и довольствуйся этим». Я не мог пойти на то, чтобы стать вором с его разрешения; меня бы не простили и, не отпустили, если бы я сказал, так велел мой хозяин. Поэтому я сильно голодал и наконец был вынужден, хотя и весьма неохотно, обратиться со своей нуждой к моему бывшему патрону и хозяину Хаджи Байраму.

«Я же говорил тебе наперед, — ответил он мне, — что за никчемная птица этот грузин; именно ловкий христианин, недостойный стать мухаммеданином». И действительно, добряк сказал мне тогда правду, которую я почел за ложь. Но я этому не поверил, пока сам не испытал. Так как наш посланник наверняка знал, что когда он прибудет в Польшу, его встретит разгневанный господин его и король, а вдобавок сам он никак не мог отказаться от эпикурейского образа жизни, то послал своего брата в Исфаган к шаху или императору со смиренной просьбой к его величеству разрешить им обоим сделать обрезание и стать мухаммеданами, и уверяли, что теперь они прозрели и хотят служить истинному богу. Но при дворе уже слышали, как поет эта птичка, и хорошо знали, какие побуждения вызвали отречение, вследствие чего его прошение было отложено и отклонено, и был отдан строжайший приказ, чтобы посланник немедленно возвратился в Польшу, чему весьма обрадовалось дворянство с надеждой и упованием в будущем получать лучшее довольствие и избавиться от этого насильника и скряги.