Три путешествия

Тем временем пришлось повсюду расставить бдительную стражу, солдаты оставались целую ночь на стенах, чтобы встретить угрожающее нападение или осаду и быть готовыми к обороне; к каждой бойнице было поставлено по два человека.

Персы, калмыцкие и черкесские татары под командой персидского посла, отправлявшегося в Москву и здесь выступившего в качестве полковника, маршировали каждый день в добром порядке вокруг валов, подбадривали солдат танцами, пением, литаврами и дудками. Их местопребыванием была Poet Nietze Basna, или больверк, в котором пытали злодеев.

В воскресенье 15 июня я обедал у наместника. После обеда он поднес мне желтый атласный кафтан, две пары штанов и две рубахи и милостиво пригласил меня пользоваться его столом ежедневно и пообещал меня щедро вознаградить за хороший присмотр за сотней людей, находящихся под моим начальством. Я не упускал также ни одной ночи, чтобы не сделать один или два обхода и не проверить часовых.

В следующий четверг, 19-го, в город пришло известие, что приближается большое войско казаков. Это можно было заметить уже потому, что множество рыбаков и луговых татар бежало в город. В то же время по городу пронесся ложный слух, будто бежавшие матросы зарядили пушки на валах без ядер, одними пыжами; другие говорили, что они положили сначала пыж, затем порох, а потом уже ядро. Губернатор, или наместник, потребовал меня к себе, и мы удостоверились, разрядив в его присутствии пушки, что этот ложный слух посеяли в народе предатели. В тот вечер наш шкипер принял смешное участие в защите города: ему было приказано сторожить Вознесенские ворота (Wolnofentske), где расположился брат губернатора, Михаил Семенович Прозоровский. Помянутый шкипер попросил у меня на этот случай серебряную шпагу с условием заплатить занес, если она пропадет, что меня вполне удовлетворило.

В пятницу 20 июня губернатор произвел меня в подполковники его полка, где помянутый Яков Виндронг числился или занимал место, которое я согласился на время заступить, но не был тем особенно польщен. Полковник, узнав о том, казалось, не был доволен и заметил в присутствии губернатора, что теперь для этого не время, ибо он полагал, что я себе выпросил это место. Однако его вскоре подробнее осведомили обо мне, и он пожелал сам представить меня полку и ввести в должность, отчего я вежливо отказался. На другой день мне отвели постоянное место в той части на татарской стороне, где стоял полковник и где крепость была всего слабее.

В воскресенье 22 июня близ города показались казаки, и вперед вышли для переговоров казак и русский поп. У посланного также было немецкое письмо ко мне, где мне советовали, если я хочу остаться в живых, не оказывать со своими людьми никакого сопротивления. Господин губернатор разорвал это письмо, прежде чем я его успел как следует прочесть, велел посыльному заткнуть глотку, чтобы он не мог говорить с простым народом, после чего они были тотчас же обезглавлены.

В понедельник казачьи войска приблизились к городу примерно на 300 больших и мелких судах, зашли в рукав у виноградников на расстоянии приблизительно получаса от городских валов. В связи с их прибытием наши сожгли весь татарский квартал. Я стоял рядом с господином губернатором на крыше его дома и, увидав множество небольших лодок на реке около города, сказал губернатору, что этого не должно быть, хотя бы то были только рыбаки, они все же могут передавать известия врагам, на что губернатор, тщательно осмотрев все, послал войска перестрелять и разнести в щепки эти лодки, что и было сделано. В тот же день персидские и черкесские отряды привели в город четырех пленных казаков, которых пытали в моем присутствии; двоих тотчас же повесили, а двум другим отрубили головы.