Три путешествия

20 июля казачий генерал вышел из Астрахани с большим числом лодок и около 1 200 человек, оставив в городе гарнизон по 20 человек от каждой сотни. Над ними поставил двух начальников: одного старого казака Василия Родионова (Wassielje Rоdivonof), родом с Дона, другого крещеного в русскую веру, его звали Ивановичем (Ivanowitz).

2 августа в городе все еще происходили ужасные убийства, что вошло в обычай, убивали один день больше, другой день меньше и так умертвили 150 человек, тираны орошали кровью их невинные липа. Тогда я выкопал себе в земле яму, чтобы можно было скрыться на время нужды; в нее я часто прятался, так как каждый день слышал только о жестокой тирании, а вздохи, плачи и стенания старых и молодых людей могли бы растрогать камень. Я все время находился в большой опасности и в страхе ежеминутно представлял себе смерть, но не переставал думать о том, как спасти себя. Я написал в это время три письма в Исфаган. Незадолго до того получил свободу Карстен Брант — человек, который хотел вместе со мной и с хирургом пройти через бойницу в стене и пуститься в бегство, но его поймали и взяли в плен, когда он собирался последовать за нами. Так как у него, как уже сказано, черные волосы и лицо, то его сочли за перса и выпустили на свободу; напротив, все немецкие офицеры были перебиты, исключая Людовика Фабрициуса, пасынка капитана Рудольфа, который один из всех офицеров остался в живых.

Примерно в это же время хирург принес известие, что наши бежавшие на шлюпке и покинувшие меня были выброшены бурей на дагестанскую или шамхалскую землю, лежащую на берегу Каспийского моря.

22 августа в городе еще чинились многие жестокости, бедным людям отрубали руки и ноги и затем бросали их в воду. Хирург получил разрешение выехать со своим слугой, оставив в залог того, что он вернется, Людовика Фабрициуса. Я решил с божьей помощью отправиться с ним под видом слуги, ибо лодка или судно дербентских купцов, баньянов, должна была вернуться домой, а мы хотели поехать с ними. Купцы также были ограблены и у них было отнято все имущество.

В воскресенье 24 августа мне срезали волосы и начисто обрили голову.

В понедельник 25-го мы вошли с божьим именем в лодку; я взвалил на плечи мешок и пошел, скрючившись и сгорбившись, своей дорогой, чтобы меня никто не узнал и не выдал.

В полдень мы покинули Юат (Juat), или татарский поселок, и во вторник вышли в Каспийское море, где у самого берега стояли три судна, которые пошли вместе с нами. Мы держали путь к югу и прошли мимо Settinabo Gora; ветер дул с северо-запада, а к вечеру наступило затишье.

В среду одна из трех лодок приблизилась к нам. Они сказали, что идут из Астрахани с соляным грузом и держат путь в город Терки; мы плыли вместе с ними на парусах при глубине в 11 и 12 футов и близко держались к берегу, поросшему камышом. Вечером эти суда отошли от нас на расстояние мушкетного выстрела, а вскоре после того к нам направились два челна, на каждом по девять человек. На нашей лодке было 46 человек, большей частью баньяны и еще несколько персов, татар и бухарцев. Они открыли огонь против нас, но никого не ранили. Когда они приблизились к нам, баньяны упали на колени, просили оставить им жизнь, после чего они перешли к нам, ограбили и взяли все, что еще осталось до последнего кусочка хлеба. У меня еще сохранились восемь золотых рублей, печать и перстень, побывавший в руках у казаков и выкупленный у них. Я перед тем отдал деньги и печать на сохранение хирургу; они жестоко угрожали подвергнуть его пыткам, если он не скажет, у кого из нас есть деньги и не передаст их. Он не мог от них избавиться, они теснили его и жестоко мучили и даже собирались бросить в воду и утопить; это вынудило хирурга отдать им мои деньги и перстень, а также четыре двойных дуката. Хирург уже спрятал особым манером 52 дуката в своем желудке. Они спросили, кто я такой, на что хирург ответил, что грузин.

После того как казаки все отняли и разграбили, они посоветовались друг с другом, как поступить с нами, что окончилось благополучно, ибо они даровали нам жизнь при условии, что мы выйдем в море и не будем впредь держаться берега, сказав: «Если мы вас встретим у берега, то побросаем всех в воду и утопим».