Таким образом, нежно, но достаточно требовательно призванный к исполнению своих обязанностей, Бонасюк в третьем часу дня отбыл на работу.
Он кое-как доплелся по солнцепеку до остановки метро и нырнул под землю, подумывая, что только чудом избежал теплового удара. Эскалатор повлек его вниз. Василий Васильевич стоял на слегка вибрирующих ступенях, с наслаждением подставляя потное лицо прохладному ветерку, гуляющему подземными коридорами. В вагоне какой-то юный Дон Кихот даже уступил Вась-Васю место. Бонасюк присел, а благодарность на его дряблом лице мешалась с удивлением. Вагон плавно раскачивался на ходу. Мысли в голове Вась-Вася плавали вяло, словно рыбки в декабрьском пруду. Бонасюк думал о том, как бы выкрутиться из создавшегося положения. Ничего толкового мозг не подсказывал, но и вчерашние события в восприятии потеряли прежнюю остроту.
Успокоив себя таким образом, Василий Васильевич поднялся двумя эскалаторами станции «Завод Большевик» и удачно влез в относительно свободный троллейбус.
Добравшись к половине четвертого в сауну, Бонасюк бегло осмотрелся, прикрепил к входной двери табличку «Открыто» и принялся терпеливо поджидать посетителей. Если бы он только знал, что вместо клиентов скоро дождется визита вчерашних знакомых, Следователя и Близнеца, то наверняка бежал без оглядки, по меньшей мере, снова на дачу. А вполне вероятно, что куда подальше.
Выпроводив супруга на работу и все еще добродушно посмеиваясь над кислой физиономией, с которой Вась-Вась покидал квартиру, Кристина рассеянно вышла на балкон. Василий Васильевич, покачиваясь, словно галеон на морской зыби, пересек залитую палящими солнечными лучами улицу и медленно удалялся в сторону метро. Издали он напоминал большой воздушный шарик, заполненный воздухом выше разумных пределов, и теперь влекомый вперед какой-то невидимой силой.
– Обжора моя, – нежно проговорила Кристина и под сердцем сделалось тепло. Пока супруг ел, Кристина с удовольствием наблюдала за ним, будто недальновидная маманя, с тупым упорством продолжающая закармливать толстяка-сынулю, несмотря на отчаянные призывы медиков одуматься и перейти на диету. С другой стороны, где-то в самой глубине шевелились довольно обидные для Вась-Вася сравнения. Нет-нет да и проскальзывали образы хомяка, борова и бегемота.
Вообще говоря, чувства, испытываемые ею к Васе, были сложны и запутанны, как условия навигации в каком-нибудь забытом Богом проливе. Если бы Кристине пришлось отвечать на этот вопрос, то, пожалуй, с ответом она бы затруднилась.
Любила ли она Василия Васильевича? Похоже, что так. По крайней мере, с удовольствием кормила, покупала вещи, следила за чистотой сорочек и даже носков. Именно ее стараниями Василий Васильевич был сыт, зимой – в шерстяных носках, нагретых на батарее, летом – с панамой на голове – чтобы не напекло затылок.
Вышла замуж по расчету? Однозначно да. Раздражал ли ее пожилой супруг совершенно необъятных размеров? Временами – еще как раздражал. Был ли Василий Васильевич ценным приобретением в постели? Не был никаким. Кристина одной своей рукой могла доставить себе куда больше удовольствия, чем весь Василий Васильевич, с вечной отдышкой и сексуальным инструментом пренебрежительно маленького размера.
– Хорошо, что к первой брачной ночи я уже четыре года, как девочкой не была, – развеселилась как-то Кристина, когда в разговоре с Анькой они затронули эту тему. – А то мой Василек, честное слово, покалечился бы.
– Соседа бы позвали на помощь, – брякнула Анька, и подруги заржали.
Внешние данные позволяли Кристине, при малейшем желании, найти партнера на Стоило только глазом моргнуть, плечиком повести. Но и малосильному супругу она дарила себя легко и непринужденно, хотя ничего не получала взамен. Слушала непременные Васины «охи и ахи», с готовностью помогала ему, если возникала необходимость (а возникала частенько), льстила его самолюбию, разыгрывая заоблачные оргазмы, и не испытывала при этом ни раздражения, ни неприязни.