Три рецензии

Тома полагает, что традиционный подход к текстам, когда все, что в них написано, принимается за чистую монету, следует объяснять женоненавистническим настроением современников Марии-Антуанетты, а затем и ученых. И памфлеты, и оценка их историками свидетельствуют о ненависти и страхе, которые рождает в мужчинах «темный материк женской природы». Стала общим местом констатация того факта, что Революция вызвала повышенный интерес к роли, которую играет в семье отец, и что за революционные годы эта роль подверглась существенному пересмотру: отца-тирана сменил отец-воспитатель. В этот же период, по общему мнению, привлекла внимание роль матери - ее стали превозносить, доходя порой до экзальтации: женщины провозглашаются истинными патриотками не потому, что совершают какие-либо поступки, а потому, что они чадородные жены и преданные матери. Тома отдает себе отчет в том, что имеет дело с весьма сложной и хорошо исследованной областью, и не упускает случая подчеркнуть, что революционные феминисты (обоих полов) вынуждены были бороться не только с глубоко укорененными иррациональными страхами перед женской природой, но и с сакральными текстами, освященными самой Революцией, - с ужасом, который вызывало участие женщин в общественной жизни у Руссо, с убеждением Дидро, что любое объединение женщин не может привести ни к чему хорошему. Женщины, окружающие Марию-Антуанетту, представлены в памфлетах как хихикающие пособницы королевы, помогающие ей плести коварные интриги. Они приводят к ней любовников, возбуждают ее физически, разжигая в ней похоть. Секс как средство продолжения рода уступает место сексу как форме либертинажа. Мария-Антуанетта губит династию - сначала своим бесплодием в браке, затем внебрачными детьми, которыми она награждает Людовика. Она неестественный, извращенный человек - по словам журналистки Луизы Робер, «становясь королевой, женщина меняет свой пол». Все сколько-нибудь заметные мужчины спят с ней: брат короля граф Артуа, кардинал Роган, Лафайет, Аксель фон Ферзен. Но времена меняются. Внезапно самым заметным мужчиной становится «человек с улицы». - «Если бы ты не был шведом, мне до тебя и дела не было бы, - говорит «королева», думая о Ферзене; но затем, отдавая дань демократизму, добавляет: «а на худой конец ты должен быть могучим мужичиной». В памфлетах с королевой может совокупляться и народ как таковой: народный фаллос есть не что иное, как скатанная в свиток Декларация прав человека. Но что родится от такого соития? Что может извергнуть утроба этой чужеземки, кроме омерзительных монстров?

В «Семейном романе о Французской революции» Линн Хант детально исследует памфлетную литературу, отмечая все присущие ей противоречия. В самом деле, как могла суетная, полуграмотная и распутная женщина превратиться в «политического тарантула» и с дьявольской изворотливостью править целым государством? Однако никто в то время не заботился о последовательности; памфлеты подчинялись логике фантазии. В результате, пишет Тома, на свет явился «карикатурный двойник королевы, который зажил своей собственной жизнью, развиваясь в соответствии с внутренней логикой жанра, которая необходимым образом требовала все большего и большего сгущения красок». Она сравнивает судьбу Марии-Антуанетты с судьбой маркиза де Сада: «и в том, и в другом случае приговор был вынесен из-за того, что судившие не могли провести границу между реальной личностью и литературным текстом». Сад, с ее точки зрения, пострадал за преступления своих персонажей, а Мария-Антуанетта - за преступления тех персонажей, в лице которых она была выведена.

Действительно, в подпольной литературе Мария-Антуанетта выступает в самых разных обличьях - и традиционных, и новоизобретенных. Она Мессалина; она же и Ева, помогающая сатане вершить его черное дело. Мало того, что она дочь и секретный агент другой гнусной женщины, стоящей у власти, австрийской императрицы, - она еще и злой дух, в котором воплотились ее предшественницы, прежние королевы-злодейки: во снах ей является Екатерина Медичи и призывает «пролить реки крови». Утробы всех этих страшных женщин суть пещеры, наполненные ядовитыми испарениями, - как темницы в средневековых крепостях, как логовища фантастических зверей. Марию-Антуанетту уподобляют злой мачехе из волшебных сказок. Ее сравнивают с королевой Фредегондой{3}, «губительницей рода человеческого», которая, как пишет Луиза Робер, однажды показала своей дочери сундук с роскошными тканями и драгоценностями, а когда та нагнулась, чтобы рассмотреть их получше, размозжила ей голову крышкой.