Три родинки на левой щеке. Восток (СИ)

Прошло ещё несколько секунд, прежде чем Дама В Зелёном смогла выпутаться из кокона своего воздействия и покинуть укрытие за портьерой. Она склонилась над двумя телами. Магистр Феарун был, безусловно, мёртв, а вот девушка жива, хотя сердце её билось медленно, а дыхание было едва заметно.

Дверь снова повернулась, и в кабинет вошёл ещё один посетитель — чрезвычайно худой юноша с грустным взглядом. Разумеется, это был именно тот, кто должен был здесь быть. Однако где он был пять минут назад? Приди он раньше — всё пошло бы по-другому. Дама В Зелёном встала и кивнула, приветствуя гостя. Тот хмуро кивнул в ответ.

— Иди, — сказал он, — тебе тут больше нечего делать.

Дама В Зелёном схватила со стола стопку листов — тех самых, которые магистр Феарун просматривал перед смертью, свернула в трубочку, спрятала в карман и, не оборачиваясь, вышла из кабинета. Оставалось ещё одно дело, но она не до конца понимала, почему она собирается его сделать. Чего в ней было больше — беспокойства за судьбу мира или желания отомстить тем, кто предал её доверие? И, кстати, показалось ли ей или в коридоре действительно чувствовался запах гари? Раз так, то тем более стоило поспешить.

Глава 1. Неслучайные знакомства

Тьма длилась целую вечность — должно быть, секунду или даже две. Затем на дне тьмы, в точке, которая находится напротив зрачка, начало разгораться беспощадно-белое солнце. Вспыхивая всеми цветами, оно заполняло всё внутри, полосуя разум невыносимой оранжево-красной болью, лаская душу прохладной синевой. Зелёные сполохи что-то скрывали, перемешиваясь с тёмно-фиолетовыми, прекращавшими существование ещё до своего появления. Два луча, охристо-жёлтый и сиреневый, были милосердны. Они кружили рядом, переплетаясь друг с другом и не подпускали остальных слишком близко. Это было хорошо, потому что, когда все они приближались, смерть, а, точнее, вечная тьма, следующая за ней, казалась разумным выходом. А умирать было нельзя. Почему? Ответа на этот вопрос не было.

Белый свет солнца смешался с тьмой, образовав красноватый сумрак — такой бывает, когда смотришь на источник света сквозь сомкнутые веки. Разноцветные сполохи превратились в едва различимые точки, беспрестанно скачущие туда-сюда. Мир стремительно рос. Теперь он был не только внутри, но и снаружи. В мире появилось ощущение тепла, прикосновения теней и ветра, запах земли, листвы и цветов, звук шуршащих листьев и воды, плещущейся неподалёку. Во всём этом чувствовалось такое умиротворение, которого, казалось, никогда не было прежде.

Яркий солнечный свет резанул по открывшимся глазам. Поднять руку, заслониться. Как больно, кто бы знал. Движения неловкие, будто это тело и не знало никогда, что такое — двигаться. Стук в голове, боль при каждом ударе — это, должно быть, сердце. Что такое сердце? Что-то важное, но не вспомнить, что. Прикрыть глаза, перевернуться так, чтобы не слепило. Ручей журчит. Воду можно пить. Это я точно знаю. До ручья пять шагов. Это, конечно, если идти. Ползти неудобно, но ходить слишком сложно. Вода холодная, солнце горячее. Если от солнца больно, то от воды боль должна утихнуть. В принципе, логично. Но нет, от воды ломит зубы, а потом и пальцы. Зато если приложить холодные пальцы к горящему лбу, становится легче. Что это прилипло к пальцам? А, так это волосы. Они на голове растут. Зачем — не помню. Хм, рыжие. Странно? Да нет, вроде нормально. А что это в воде? Шевелится. А! Отражение! Отражение — это я. Ну, почти. Однако, что тут у нас? Девушка…

Из ручья внимательно смотрело отражение юной девушки. Две короткие косички свисали с боков, касаясь воды. Два огромных испуганных глаза. Три родинки на левой щеке. Равносторонний треугольник, обращённый одной вершиной вниз. Много ли можно рассмотреть в ручье, то и дело покрывающемся рябью? Кстати, а почему косички две, глаза два, уха два, а родинки — три? Нос вообще один. Непорядок. Или, может, так и надо? Точно, это нормально. Люди так и выглядят. Люди! Вот бы сюда хоть одного… Как же хочется поговорить с кем-нибудь и понять, что к чему. Да и вообще понять хоть что-нибудь.

Где-то справа, за кустами, блеснула золотистая вспышка, да так ярко, что, кажется, затмила собою солнце. Девушка, вот уже несколько долгих часов сидевшая, прислонившись спиной к какой-то берёзе, зажмурилась и закрыла глаза руками. Вслед за светом возник звук. Низкая, протяжная нота, заставлявшая сердце сжиматься в предвкушении великой радости и невосполнимой утраты, становилась всё громче, а, достигнув своего пика, рассыпалась на много маленьких отголосков, разбежавшихся по всему лесу.