Три родины

«Я не могу понять, зачем для того, чтобы стать ментом, нужно было 6 лет учиться в медицинском институте!?» – отец не скрывал своего недоумения и сарказма. Это можно было сделать быстрее и проще». Несколько минут назад я сообщил родителям о том, что оставил медицину и поступил на службу в милицию. Время для оглашения этой неприятной для них новости я выбрал не совсем подходящее. Отец несколько дней назад вышел на пенсию, находился в явно приподнятом настроении, планируя новый этап жизни. Мать мучили участившиеся гипертонические кризы. Я с трудом подбирал ей адекватную терапию, постоянно привозил новые лекарства, убеждал меньше работать и переживать по пустякам. Отдавая себе отчет в значении этой убийственной новости для ее здоровья, реально опасался самой непредсказуемой реакции. Но дальше скрывать ее было невозможно.

Почему не посоветовался? Ты же знаешь, как у нас относятся к милиции на поселке, в Донбассе, да и по всей стране?» – отец нервно курил, сидя на низенькой табуретке у печки, по привычке выпуская в открытую дверцу клубы едкого дыма, забывая от волнения стряхивать пепел в стоящий под ней угольник. Мать пыталась накрывать на стол, пряча навернувшиеся слезы и предательски дрожащие руки. Видя их состояние, я не стал рассказывать всю предысторию. О том, как 4 года назад по линии комсомола сначала попал в институтский отряд ДНД. Потом – в уникальный в СССР специализированный ОКОД по борьбе с карманными ворами. О том, как все это время моя душа, ум и сердце боролись и упирались против необходимости трудного и решающего выбора. О том, как целый год после него, не только я, но и десятки причастных к нему сторонников и противников, метались по замкнутому порочному кругу – МВД не могло принять меня к себе, потому что МЗ не могло отпустить. Я просто ответил отцу, что решение принял уже давно, а приказ о зачислении на службу вышел месяц назад. К тому же, я – не мент или мусор, а инспектор уголовного розыска, ожидаю присвоения второго специального звания. Лейтенантом медицинской службы я стал год назад, после окончания занятий на военно-медицинской кафедре и принятия присяги на сборах в Крыму. Теперь ждал звездочек лейтенанта милиции. Отвечая, я продолжал внимательно следить за реакцией и состоянием обоих родителей. Отец, будучи законопослушным работягой, с милицией в своей жизни сталкивался редко. В случаях мелкого воровства, хулиганства и драк на поселке, жители разбирались самостоятельно. Не доверяя и не надеясь на милицию, никогда не утруждали себя вызовом наряда. Да и технически, своевременно это сделать было трудно-участкового на поселке не сыщешь днем с огнем, а доступный телефон был только в школе и на шахтах. Домашнее насилие и рукоприкладство, вообще считалось естественным и допустимым проявлением воспитания и семейного быта, вмешивать в него посторонних никому не приходило в голову. С доставкой в вытрезвитель ситуация складывалась по-разному. В зависимости от календарной даты месяца. Степень опьянения стояла на последнем месте. Забирали и доставляли в основном в дни аванса и получки, в остальные дни, когда в карманах перепивших работяг было пусто- патрульные наряды их упорно не замечали. В последние выходные августа, по традиции, ПМГ превращались в такси. На День шахтера действовал негласный мораторий, и милиция на своих машинах развозила их по домам. Почти всегда, бесплатно. В основном, доставали ГАИшники. Отец, как и все шахтеры, сел за руль после сорока. Первые Жигули распределялись на шахтах в порядке поощрения ударников и передовиков производства, поступления машин годами ждали в длинной очереди. Права на вождение покупались в спешке, возможности получить теоретические знания и практические навыки управления дорогой покупкой, не было. Ездили, кто как мог, опыта набирались методом проб и ошибок. ГАИшникам было полное раздолье. Штрафовали когда и кого не лень. Естественно, без квитанций и без последующей сдачи навара в казну.