В седьмом классе Николай, как и все, готовился вступить в ряды комсомола, хотя совершенно не понимал и не осознавал, как и большинство его товарищей, зачем ему это нужно. Но пришло время, и надо было вступать, ибо пополнить ряды комсомола, оплота коммунистической партии было почетной обязанностью вчерашнего пионера. Прошли опрос-собеседование в школьных стенах, а потом их повезли в районный центр, в Каширу. Здесь собралась представительная комиссия, в которую обязательно входил член партии из районного комитета КПСС. Каждого индивидуально приглашали за массивные дубовые двери зала для заседаний.
После приглашения зашел и Николай. За столом сидели не меньше семи членов комиссии. Попросили назвать фамилию, рассказать, из какой Николай семьи, есть ли кто из родственников, состоящих в партии. Потом спросили, какими орденами награжден комсомол и сможет ли он их перечислить. Николай на все ответил, что называется, без запинки, и уже понимал, что одной ногой он в рядах комсомола, поэтому расслабился и почувствовал себя раскованно. Но кто-то из членов комиссии спросил его, знает ли он, кто такой Леонид Ильич Брежнев. Николай знал ответ, но сам вопрос ему показался наивным и глупым. Возможно, поэтому, глубоко не задумываясь, он ляпнул: «Шишка». Все члены комиссии заулыбались, а некоторые даже захихикали. Но, спохватившись, один из состава комиссии рявкнул и отчитал Николая с суровым лицом и чуть не крича: «Да как ты смеешь такое говорить, что это за фривольности! Такие люди не достойны стать комсомольцами! Прошу покинуть зал, ты не принят!». Николай невольно вспотел. Уходя, он заметил, что лица, секунду назад улыбающиеся, теперь были все сурово сосредоточенными и непреклонными. Это были лица партии или будущие лица партии.
Ровно через год, в восьмом классе, после долгих уговоров он согласился вновь вступить в комсомольскую организацию, прошел опять школьную комиссию, но в районный центр не поехал. Комсомольский билет ему привезли и вручили, правда, без торжественной обстановки, но это Николая вполне устраивало.
Глава 14
Завершался второй семестр первого курса. Он был еще более напряженным, чем первый, но впереди студентов ждало лето, и это придавало бодрости духа. Николай за тот семестр очень сдружился с Ларисой, они и на семинарах, и на лекциях часто садились вместе. У Николая была близорукость, но очки он не любил носить, они его раздражали, ему с ними было неудобно. Лариса была своеобразным поводырем: он ее спрашивал, что написано или начерчено на доске. По вечерам они вместе готовились к занятиям в рабочей комнате. Во всем, что касалось школьной программы, первенство было за Ларисой, и она для Николая была учителем. Он искренне удивлялся ее терпению и спокойствию, когда она что-либо ему объясняла, да еще по нескольку раз. Она была кандидатом в мастера спорта по пулевой стрельбе, может, из-за этого вида спорта она приобрела некое хладнокровие и невозмутимость. В МЭИ она продолжила занятия этим видом спорта, поэтому иногда вечерами уходила на тренировки.
Они красиво дружили. Отношения между ними складывались просто товарищеские. Случалось, что они ссорились и обижались друг на друга, тогда могли некоторое время и не общаться. Но проходила волна гнева и обиды и они вновь, как и прежде, старались держаться вместе. Лариса очень нравилась Николаю. Прежде всего как человек. Ее душевные качества, ее отзывчивость, ее забота так трогали его, что при всяком удобном случае он старался отвечать ей тем же. Но он совершенно не обращал на нее внимания как на девушку, свою девушку. В этом плане его больше притягивала Наташа, но какая-то внутренняя робость, похожая на ту, которая у него была по отношению к Марине, не позволяла ему сблизиться и сдружиться с нею.
Наташа, может, что-то и чувствовала, но, видя его хорошие отношения с Ларисой, не предпринимала совершенно никаких шагов для построения отношений с ним. Наташа занималась в другой группе, и они виделись только на лекциях и по вечерам, когда он заглядывал в их комнату. Он приходил к Ларисе, а ловил взгляды Наташи. Об этом ему однажды так и сказала Галя: «Приходишь к Ларисе, а пялишься на Наташу!». Николаю было стыдно слышать такие слова, но он знал, что по отношению к Ларисе он не имел никаких обязательств и волен делать то, что он хочет. Ему стало тогда стыдно, что он не может преодолеть, побороть в себе этот страх, страх перед человеком, который притягивает, манит к себе чем-то невидимым, но желанным. Случалось, что они оставались с Наташей наедине и говорили. В этих разговорах они все больше и больше узнавали друг о друге. Ему приятны были эти редкие беседы, но тех отношений, которых бы он желал, не складывалось.