Три секунды

Хоффманн понимал, что Вильсон должен задать все эти вопросы, таков порядок.

— Левый висок. Прямой угол. Прямо в голову.

— Где ты стоял?

— Напротив убитого.

Эрик Вильсон мысленно вернулся в квартиру, где только что был, к пятнам на полу и флажкам на стене, к конусу пространства, где пятна крови и мозга отсутствовали.

— Твоя одежда?

— Ничего не попало.

Пока ответы правильные.

На месте напротив убитого не было крови.

А вот на стрелявшего попал целый фонтан брызг.

— Она еще у тебя? Одежда?

— Нет. Сжег. На всякий случай.

Хоффманн знал, чего ищет Эрик. Доказательств.

— Я забрал одежду того, кто стрелял. Взял на себя смелость сжечь ее и сохранить рубашку. Вдруг понадобится.

Одиночка. Полагаться только на себя.

Так Пит Хоффманн жил, так он выживал.

— Принято.

— И орудие убийства тоже у меня.

Вильсон улыбнулся.

— А звонок в диспетчерскую службу?

— Это был я.

Снова правильный ответ.

Покидая Крунуберг — twelve, — Вильсон зашел — thirty-seven— в дежурно-диспетчерскую службу и проверил — fifty— запись.

— Я слышал. У тебя был нервный голос. И я понимаю, почему ты нервничал. Но мы с этим разберемся. Сейчас мы разойдемся, и я сразу возьмусь за дело.

Эверт Гренс устал ждать. Последний разговор — двадцать две минуты назад. Сколько времени нужно, чтобы изучить отпечатки зубов и пальцев мертвеца? Якуб Андерсен из Копенгагена говорил об информаторе. Гренс вздохнул. Привлекать гражданских в качестве информаторов и работающих под полицейским прикрытием агентов в перспективе, черт возьми, куда дешевле, чем агентов-полицейских; от информатора можно легко избавиться, «слить» его, ни за что не отвечая и без проблем по профсоюзной линии. Но такое будущее — не для него, Гренса. Когда работу полицейских-одиночек начнут перепоручать бандитам, которые стучат на своих же товарищей, Гренс будет уже на пенсии.

Двадцать четыре минуты. Он позвонил сам.

— Андерсен.

— Уже хрен знает сколько времени прошло.

— Я слышу — вы Эверт Гренс.

— Ну?

— Это он.

— Точно?

— Отпечатки пальцев совпали.

— Кто?

— Мы звали его Карстен. Один из моих лучших агентов.

— К черту кодовые имена.

— Вы же знаете, как работает система. Я как руководитель операции не могу…

— Я расследую убийство. Меня не волнуют ваши так называемые секреты. Мне нужно имя, личный номер, место проживания.

— Вы их не получите.

— Гражданское состояние. Размер обуви. Сексуальная ориентация. Размер трусов. Я хочу знать, что он делал на месте преступления. И кто послал его туда. Все.

— Ничего этого я вам не скажу. В данной операции он был просто одним из многих агентов под прикрытием. Так что вы можете не получить вообще никакой информации.

Гренс треснул трубкой по столу и только потом заорал в нее:

— Значит… значит, так… сначала датская полиция действует на шведской территории, не ставя в известность шведскую полицию! А когда операция проваливается к чертям и заканчивается убийством, датская полиция даже не собирается делиться информацией со шведской — притом что убийство расследуют шведы? Андерсен, послушайте сами, что вы говорите!

Трубка опять ударилась о стол, на этот раз сильнее. Гренс больше не кричал, а шипел:

— Я понимаю, что вы получили задание и теперь выполняете его. Но есть еще и мое задание. И если я не справлюсь с ним в течение… скажем, двадцати четырех часов, мы увидимся вне зависимости от того, нравится вам это или нет. И будем передавать друг другу всю информацию до последнего слова.

Пит Хоффманн чувствовал облегчение.

Вчера вечером он сказал правду в ответ на вопросы второго заместителя о несчастном случае на Вестманнагатан и избежал поездки на городскую окраину и двух пуль в голову. А только что он правдиво ответил на вопросы Эрика, единственного человека, который знал о его настоящем задании и теперь должен защитить его от суда и тюрьмы.

Варшавская встреча с Крышей, финансирующим работу на закрытом рынке Швеции, — вот то, к чему они стремились.

— Четыре тысячи сидящих по тюрьмам тяжелых наркоманов. Цена — втрое выше, чем на воле. Восемь-девять миллионов крон в день. В смысле — если все заплатят. — Хоффманн оторвал еще кусок защитной пленки с кухонного стола. — Но даже не это самое главное.

Эрик Вильсон слушал, откинувшись назад. Вот миг, который стоил всего. С тремя пулевыми дырками в послужном списке Хоффманн сумел проникнуть в организацию, к которой Управление иначе даже близко не подошло бы. Информация, которую Управление получало от Паулы, стоила работы сорока полицейских агентов, Паула знает об этой отрасли мафии больше любого шведского полицейского.

— Главное — контролировать это дело извне.

Вот миг, ради которого агент подвергается опасности, постоянно рискует.

— Есть те, кто сможет платить за наркоту, сидя в камере, — те, у кого достаточно денег.

Миг, когда организация начнет расти, набирать силу, становиться чем-то иным.