Три секунды

Пит слишком поздно сообразил, что наехал на нее. На ведущей к гаражу дорожке было темнее всего, и разглядеть красную пластмассу пожарной машины оказалось невозможно. Хоффманн проехал еще с полметра, потом на коленях полз вдоль правого крыла автомобиля, пока не нашарил любимую машинку Расмуса. Она была не в лучшем виде, но Хоффманн красной ручкой подкрасил «лак» на дверце и разогнул тонкую белую лестницу на крыше; через несколько дней машина снова будет ездить в песочнице или по полу где-нибудь на втором этаже.

Они спали в доме. Другие пожарные машинки. Под кроватками, иногда даже в кроватках, возле двух мальчиков, которых он через несколько часов стиснет в объятиях.

Пит открыл багажник и коричневую сумку, лежавшую в глубине, за запасным колесом, поколебался, достал два пакета поменьше, а девятьсот пятьдесят тысяч крон оставил в багажнике.

Через тени сада, медленно.

Свет он зажег, только оказавшись на кухне и закрыв за собой дверь — не хотелось будить Софью, свет режет глаза, к тому же ни к чему, чтобы его застали врасплох чьи-нибудь голые ноги, направляющиеся в туалет или к холодильнику. Пит сел за насухо вытертый стол, круги от тряпки все еще блестели. Через несколько часов семья будет завтракать, все вместе, бестолково, шумно, пачкая стол.

Два пакета на столе. Он не проверил их, как никогда не проверял, достаточно того, что он получил их от Лоренса. Первый был продолговатым и узким, как футляр для ручек; Хоффманн вытащил из него длинный шнур. Во всяком случае, изъятое из пакета походило на восемнадцать метров тонкой скрученной веревки. Но для человека, знакомого с техникой взрывного дела, предмет был кое-чем другим. Запальным шнуром. Расстоянием от жизни до смерти. Хоффманн развернул его, пощупал, разрезал посредине и сунул два куска по девять метров в «футляр». Другой пакет был квадратным — прозрачная папка-файл с двадцатью четырьмя кармашками. Такие кармашки были в зеленом альбоме, где отец хранил старинные монеты из того времени, когда его родной город еще назывался Кенигсбергом. Истертые монеты не имели большой цены. Однажды, когда все тело вопило, требуя наркотиков и бегства в наркотический дурман, Пит попытался продать кое-какие монетки и понял, что потертым кусочкам бурого металла, которыми он никогда не интересовался, недостает коллекционной ценности — иной, чем они имели в глазах его отца: ценности, связанной с воспоминаниями о другом времени. Хоффманн осторожно потрогал пакетики, прозрачную жидкость в них, в общей сложности сорок миллилитров нитроглицерина, разлитого в двадцать четыре плоские пластиковые емкости.

Крик.

Хоффманн открыл дверь.

Снова тот же крик, потом тишина.

Пит бросился было наверх — Расмус мучился кошмарами. Но, наверное, в этот раз они ушли сами.

И Пит спустился в подвал, к оружейному шкафчику, стоящему в чулане. Открыл; они лежали там, несколько штук на одной полке; он взял один и вернулся наверх.

Самый маленький в мире револьвер, «суисс-мини-ган», не длиннее ключа от машины.

Он купил их прямо на заводе в Ла-Шо-де-Фон прошлой весной, шесть миллиметровых пуль в барабане миниатюрного револьвера, каждой достаточно, чтобы убить. Хоффманн положил оружие на ладонь, взвесил, поводив рукой над столом взад-вперед. Несколько граммов, которые, если понадобится, смогут оборвать жизнь.

Хоффманн закрыл кухонную дверь и принялся лезвием ножовки с обоих концов распиливать скобу вокруг спускового крючка — она была слишком тесной, палец не пролезал. Ради возможности нажать на спуск и выстрелить Питу пришлось отказаться от скобы. Хватило пары минут, чтобы та упала на пол.

Потом он подцепил крошечный револьвер двумя пальцами, поднял, направил на посудомоечную машину, понарошку нажал на спуск.

Смертоносное оружие не длиннее спички, но все же длиннее, чем надо.

Поэтому следует разделить его на детали еще более мелкие — отверткой, тонкой-претонкой, которая помнила еще калининградскую бабушку. Бабушка хранила отвертку в ящике швейной машины, стоявшей у нее в спальне и казавшейся семилетнему Питу огромной, как комод. Хоффманн осторожно выкрутил первый винт из одной щеки деревянной рукоятки, положил его на белое покрытие разделочного стола — винтик не должен потеряться. Следующий винтик — с другой стороны рукоятки, еще один — возле курка. Потом — острием отвертки поддеть стержень посередине, несколько раз легонько ударить по нему — и оружие длиной со спичку распалось на шесть деталей: две половины рукоятки, рамка с дулом, осью барабана и спусковым крючком, барабан с шестью патронами, надульник и еще какая-то деталь, которой не нашлось названия. Хоффманн сложил детали в пакет, вынес их вместе с восемнадцатью метрами шнура и сорока миллилитрами в плоских упаковках и уложил все это поверх девятисот пятидесяти тысяч крон в коричневую сумку, лежавшую в глубине багажника за запасным колесом.